Название: Бремя
Переводчик: Йома-толмач с асалакамского на народный
Оригинал: Burden, автор shelter
Разрешение на перевод: получено
Размер: мини, 2620 слов
Персонажи: Флора, Элиза, Зельда и другие
Категория: производственный джен с грезами о гете
Жанр: missing scenes, character study
Рейтинг: G
Краткое содержание: тяжела и неказиста жизнь воительниц Организации
Предупреждение: вольное обращение с каноном, возможен ООС
читать дальше
1.
Номер 8, Флора Ветрорез, носила с собой крошечный деревянный крестик. Через отверстие в нем была продета тонкая обтрепавшаяся полоска сыромятной кожи, концы которой соединялись небрежным узлом, так что получалась петля. Достаточно большая петля, чтобы носить крестик на шее. Но это противоречило правилам Организации, поэтому Флора хранила вещицу в рукояти меча, вместе с черной картой.
Когда Флора и ее отряд устроились на ночлег, она достала крестик. Удостоверившись, что никто ее не видит — ведь другие воительницы могли принять ее одержимость этим символом за слабость, за доказательство того, что она не может возглавлять отряд, из-за чего она и прятала вещицу, — Флора исследовала облупившиеся края крестика, обводила большим пальцем очертания стершейся фигурки в центре.
Иногда, когда Флора была уверена, что поблизости никого нет, она надевала крестик, завязывая концы шнура у основания шеи, и тогда свисающая с него вещица болталась чуть выше опознавательного знака, присвоенного ей Организацией. Флора хранила и иногда носила крестик не из религиозности. Она навряд ли бы смогла ответить, что означает слово «религия». Просто раньше он принадлежал одному юноше из деревни, расположенной далеко на юге. Флора очистила селение и спасла парня от ём, притворявшихся его соседями. После того, как она выполнила задание, молодой человек предложил ей в знак благодарности крошечный деревянный крестик. «Чисто символически, но главным образом потому, что у вас прекрасная душа, которая несет большое бремя». Флора отмахнулась и сказала передать вознаграждение человеку в черном, однако оставила крестик себе и часто вспоминала о том юноше.
Подобным ей редко доводилось слышать вежливые слова благодарности. Тот символический жест (чисто символический, ведь так?) был первым и единственным выражением признательности. Флора прятала подарок, но иногда надевала его и, украшая себя, высокомерно и праздно размышляла, не носил крестик ли тот юноша, и если носил, то не на том же ли месте, в ложбинке под шеей, и часто ли, подобно ей, оглаживал крестик, проводил по нему пальцами. А еще Флора часто держала вещицу в ладонях, зная, что когда-то она принадлежала тому юноше и что его человеческие руки, излучающие человеческое тепло, должно быть, делали то же самое.
2.
Их называли «клеймор». Большинство носили это имя, не жалуясь.
Они носили это имя, словно ярлык, как будто не существовало иного способа описать занятие, которому они себя посвятили. Они носили его с глухим безразличием. Некоторые — с радостью, но многим действительно было все равно.
Наличие большинства обременяющих их вещей обуславливали требования ведения боя, необходимость быть «клеймор». Они носили сегментные наплечники, двойные чугунные пластины, которые, тяжелые сами по себе, казались еще тяжелее во время миссий и совместных охот на "пробудившихся". Они носили наручи, чтобы отчаявшиеся ёмы не смогли ранить открытые руки. Им приходилось подтягивать ремешки доспехов на месте, они всегда, даже во время ожесточенных сражений, следили, чтобы незащищенные участки между наручами и наплечниками оставались прикрыты.
Все они носили латные сапоги, звякавшие при каждом шаге во время долгих пеших странствий. Им бы сгодилась любая обувь, но это был принятый в Организации стандарт, который только добавлял тяжести на ноги. В таких сапогах приходилось трудно бегать, и они тянули на дно в воде. И в качестве последнего штриха к образу «клеймор» все они носили латные юбки, металлические пластины, предназначенные для защиты бедер. Они носили свои доспехи молча; многие верили, что в решающую минуту их вес обозначит разницу между жизнью и смертью.
Они носили стандартный набор оговоренных предметов, которыми их снабжали кураторы. Их учили никогда не покидать место встречи без этих вещей: черный плащ и несколько пилюль для подавления ёки. Большинство носили с собой пять штук, недельный запас. Но точное количество пилюль, разрешенное иметь при себе, в большей степени зависело от личных предпочтений. Номер 47, Клэр, носила с собой пятнадцать, Номер 3, Галатея, — всего одну. Флора, на случай непредвиденной ситуации, всегда имела при себе десяток. Что же до черных плащей, то большинство носили их, чтобы при необходимости смешаться с людьми. Но их могли использовать и для других целей. В частности, когда погибла Номер 46, Евгения, Флора и ее отряд завернули тело перед погребением в черный плащ.
Но самое главное, все ни носили безошибочно узнаваемый меч, смертоносный клинок, свой клеймор. Его ножны крепились к доспехам и вместе с мечом весили не меньше стоуна. Сознательное злосчастное бремя, которое им приходилось нести. Тяжелейшее бремя во всех отношениях. Настолько тяжелое, что когда была убита Номер 46, Евгения, она упала под весом своих доспехов — и уже не смогла подняться. «До смерти обремененная», — сказала одна из ее товарок.
К окончанию обучения большинство из них уже могли держать массивный меч одной рукой. Говорили, что Номер 9, Джин, научилась виртуозно орудовать клеймором, держа его в любой руке, еще не имея опознавательного знака — умение, приобретаемое одной-двумя воительницами из всего поколения. А потом появилась Номер 11, Ундина, которая носила два клеймора и пускала их вход против всякого, кто подвергал сомнению ее самопровозглашенное звание сильнейшей воительницы.
Они несли бремя ответственности перед Организацией и человечеством, не жалуясь. И они несли себя со спокойным сознанием, что у них есть оружие, которое они могут обнажить.
3.
В юго-западных землях во время охоты на пробудившегося Флора несла на себе тяжелое, давящее бремя доспехов и оружия. Вместе с тремя соратницами — Номером 17, Элизой, Номером 24, Зельдой, и Номером 46, Евгенией, — они через три участка несли свое снаряжение и доспехи в тишине и презрении к пробудившемуся противнику, девять дней пешком через реки, горы и сменившие их долины. Это была хорошо известная им территория — территория меча, на которой правили мечи и ёмы.
Они практически не разговаривали. Им нужно было только представиться и узнать номера друг друга, чтобы выяснить, кто будет командовать на охоте. На протяжении девяти дней пути, ведомые Флорой и неизменным приказом уничтожить мерзкого пробудившегося, они практически не разговаривали. Они тогда не знали, что одна из них не вернется с этой охоты, а три другие будут молчать о ней, пока снова не встретятся в Пиете.
Когда на седьмой день пути они устроили последний привал, Флора попросила избавить ее от пустых разговоров. Она была не в настроении вести беседы. Знакомство Флоры с ними длилось всего неделю, и все их общение сводилось к тому, что они вместе шли.
Вдали от любопытных глаз, она открыла рукоять меча и выудила оттуда деревянный крестик. Какое-то время Флора представляла себе юношу, его пораженный взгляд, его изящную походку и мягкую манеру речи. Она представила, как он подошел к ней, не испугавшись того, что ее форма испачкана кровью ёмы, и того, что у ее ног валяются останки чудовища; как положил свой подарок в ее раскрытые ладони и при этом огладил ее руки. Почувствовал бы он, какие они нежные и маленькие? Видел бы он в них человеческие руки, а не руки «клеймор»?
Представляя все это, она глядела на маленький деревянный крестик на свет заходящего солнца. В ветвях деревьев неподалеку спорили птицы, Флора была уверена, что соратницы не смотрят в ее сторону. Она одела шнур через голову и несколько минут носила вещицу, с гордостью демонстрируя то, чем она была — и будет — единственным полученным от человека подарком.
4.
Они несли свое бремя молча, безгласно, потому что некому было рассказывать и некому было слушать — некому спасать друг друга.
В известной степени некоторые из вещей, что они с собой носили, не представляли практической ценности — их польза была надумана, они служили лишь талисманами на удачу, отгоняющими тяжелые мысли о множестве похожих миссий. У самой высокоранговой воительницы в отряде, Флоры, был крошечный деревянный крестик. Тогда она не знала об этом, но Номер 46, Евгения, всегда носила с собой записку от девочки, вместе с которой училась в восточных землях. Номер 24, Зельда, имела привычку собирать цветы, особенно одуванчики, и обкручивать их стебельки вокруг рукояти клеймора даже в разгар битвы. Номер 22, Хелен, брала с собой лишние съестные припасы, как правило, яблоки. Номер 31, Табита, рвала листья мяты и растирала их в ладонях. Она искренне верила, что это принесет ей удачу в бою. Недавно убитая в стычке на севере Номер 7, Ева, перед сражением обливала свой клеймор свежей водой.
А Номер 47, Клэр, несла через битвы, трудности и разлуку бремя своей человеческой жизни — мальчишку по имени Лаки — охотно и красиво, а некоторые бы сказали «с любовью».
Можно называть это суеверием, но они были «клеймор» и они полагали за истину, что нет такой силы, что спасет их, и такой божественной длани, что придет им на помощь, кроме их собственной веры в бессмысленные, бестолковые ритуалы. Сам факт их совершения защищал разум воительниц от ужасной реальности, возможности быть убитой в бою или, что хуже, пробуждения к всеобъемлющей тьме, острому чувству желания и ненасытному голоду к человеческой плоти.
Так многие из этих суеверий превратились в знание и в конце концов стали истиной и образом, которым эти молодые женщины проживали свои короткие, мучительные, наполненные кровью жизни.
5.
На девятый день Флора и ее отряд попали в устроенную пробудившимся засаду.
Это случилось рано утром у горного потока — чудовище использовало высокую траву, чтобы прикрыть атаку, отделившую Флору от остальных. Пробудившийся не отличался умом, по словам Номера 17, Элизы, сражение с ним длилось всего пятнадцать минут и закончилось двукратным применением фирменной техники Флоры — «ветрореза», — после чего от твари осталась лишь моргающая голова, лежащая посреди луга.
Перед нападением пробудившегося Флора не думала ни о миссии, ни об отряде. Она, пренебрегая опасностью, шла впереди, погруженная в эти утро и луг, в ландшафт в целом и в свои мысли. Флора признавала, что за секунды до атаки чудовища размышляла о деревянном крестике, болтающемся у нее на шее, о юноше с застенчивой улыбкой, который, должно быть, носил его, и о том, как его руки оглаживали вещицу, когда он был в глубокой задумчивости, так же, как делала она в эти мгновения…
И тут пробудившийся напал.
Он выглядел, как обычный ёма, только крупнее и с жестким внешним панцирем из затвердевших шипов и пластин и длинными руками. При атаке он удлинил пальцы, но сделав первый шаг, выдал свое положение и теперь торчал из высокой травы, как нарыв. Флора ощущала колебание его ёки и его нерешительность.
Ее руки по-прежнему сжимали висящий на шее крошечный деревянный крестик, пока она вспоминала план действий: напасть парами, ударить с двух сторон. Но теперь ёмские пальцы отделяли Флору от соратниц — лишившуюся прикрытия, одну, ее было легко убить. Не раздумывая, она сделала знак, чтобы Элиза и Зельда вступили в бой, а Евгения присоединилась к ней. И они подчинились.
Дальнейшее произошло очень быстро. Элиза и Зельда бросились на чудовище, и Евгения, пользуясь этим отвлекающим маневром, побежала к командиру. Но пробудившийся заметил движение. Он направил руку в сторону Евгении. Его пальцы удлинились. Один прошел точно промеж ее глаз. Она остановилась, и, под весом своего доспеха, упала ничком и больше не встала.
В первую секунду Флора не могла поверить в случившееся.
Но, как у командира, у нее было задание: сначала уничтожить цель, потом заботиться о товарищах, — все-таки Евгению всего лишь ранили, ведь так? — поэтому она устремилась к чудовищу и, оказавшись на нужном расстоянии, настолько быстро вытащила меч, что зацепившая Евгению рука распалась на части в мгновение ока. Элиза и Зельда лишили пробудившийся второй конечности. Оказавшееся в меньшинстве безрукое чудовище наивно попыталось сбежать. Флора впервые за все время нахмурилась и применила ветрорез во второй раз, рассекая ноги пробудившегося в коленях. Элиза и Зельда изрубили его верхнюю часть — ошметки туловища и голова упали в траву.
Тогда Зельда спросила, что с Евгенией. Обеспокоенная тем, что не видела ее, Флора подошла к неподвижно лежащей на лугу соратнице — самой низкоранговой и слабой в отряде. Ее руки все еще сжимали рукоять меча, доспехи остались целы и невредимы, но всю правую скулу разворотило. Флора мрачно вытащила палец чудовища из лица Евгении. Он вошел точно в переносицу и вышел с другой стороны у виска. Крови почти не было. Чистое убийство.
Флора закричала. Над лугом разнесся долгий, одинокий вопль безудержного гнева.
6.
Вместе, как сестры, они несли пятно позора принадлежности к «клеймор». Все они несли бремя того, что их считали чудовищами, а не людьми.
Находясь среди людей, они использовали всю свою сдержанность и все остатки самоконтроля, чтобы сносить имена, которые шепотом передавали из уст в уста испуганные мужчины, ревнивые жены, сердитые матери и плачущие дети. Ведьма, демоница, чудовище, бестия, нечестивица, распутница, искусительница, мразь, безбожница, пропащая, убийца, бесовка, обитательница тьмы, дьявольское отродье. Они носили эти имена, несли цеховой стыд и сносили глумление, презрение и ненависть людей.
Они сносили общественное порицание в одиночестве, переходя из селения в селение, миссия за миссией убивая одних и тех же врагов, — непрекращающийся, вечный цикл услуг для тех, кто вряд ли скажет хоть слово благодарности.
А еще они несли тугое бремя непреходящего страха пробудиться, стать чем-то отличным от того, чем они были, чем-то более темным, более зловещим, чем их испорченное существо — личное нисхождение души, погружение в глубины, из которых уже нет возврата, капитуляция перед злобным духом, все время жившим внутри и заставлявшим совершать то, что их учили считать отвратительным, то, от чего они были призваны защищать человечество.
7.
Тело Евгении готовила к похоронам Флора; она приказала Элизе и Зельде выкопать неглубокую могилу, а сама сняла с соратницы доспехи и завернула погибшую в черный плащ. Она же вытащила из рукояти меча Евгении черную карту и нашла два куска пергамента, пожелтевшего и порванного, тонкого, как древесный лист, исписанного неразборчивой скорописью на непонятном Флоре языке.
Евгению опустили в могилу. Зельда настояла на том, чтобы нарвать цветов и обложить ими место захоронения, по ее словам, не подобало просто зарывать тело в землю. Флора забрала письма, таинственный талисман на удачу, который помог дожить Евгении до сегодняшнего дня, — знать бы, как все могло обернуться, если бы она была внимательней, если бы не погрузилась в раздумья о том юноше и его символическом подарке.
Но теперь уже было поздно что-то предпринимать или пытаться исправить. Все, что Флора могла сделать, — вернуться в штаб Организации, доложить, что очередная воительница убита в бою, и отдать черную карту куратору Евгении. А сейчас они воткнули ее меч в изголовье могилы; Флора склонилась к свежевскопанной земле, ее пальцы теребили висящий на шее деревянный знак; Зельда собирала цветы; Элиза просто стояла рядом. Все молчали, не желая показаться нетерпеливыми.
8.
Но сверх их ноши, веса доспехов и оружия, на них ложился груз их сестер во злобе. Они несли бремя личных обид, бремя амбиций, огорчений, собственных душевных травм, обещаний убитым соратницам и, прежде всего, мести.
Флора несла бремя своих ошибок и намерения не подвергать жизнь своих подчиненных опасности. Номер 11, Ундина, сильнейшая из когда-либо существовавших воительниц, несла бремя желания чувствовать себя сильной и вместе с тем искоренить в себе предательское ощущение беспомощной слабости. Номер 15, Денёв, несла бремя схожей беспомощности: безумное, саморазрушающее чувство вины, которое, по ее словам, было не менее угрожающим, чем пробуждение. Все они несли бремя личных трагедий: проникшие в дом ёмы, сожравшие членов семьи: братьев, сестер, матерей, мужей — незабываемый страх, чистая и беспримесная паника, размытые слезами воспоминания. Некоторых это толкало на безрассудство: Номер 46, Евгения, вплоть до смерти ожесточенно цеплялась за единственное желание: жить и исполнить обещание, подробно расписанное в письмах, которые она с собой носила: иметь собственную семью, стать девушкой, вызывающей восхищение, смеяться самой, а не быть объектом насмешек.
Но ей не удалось выполнить это обещание.
9.
Вечером после похорон Евгении три оставшиеся воительницы, участвовавшие в охоте на пробудившегося, собрались у костра. Флора не смыкала глаз всю ночь, даже когда сон сморил Элизу и Зельду.
Тогда она открыла рукоять меча и достала деревянный крестик и найденные у Евгении куски пергамента. Флора бросила их в огонь и смотрела, как языки пламени превращают побуревшие письма в пепел, опасливо наблюдала, как в жаре костра пепел обращается в ничто. Она еще раз провела по крестику большим пальцем и отправила его в огонь.
Флора знала, что настанет утро и им придется идти девять дней до места встречи и, возможно, еще несколько дней — до штаба Организации. Она доложит о смерти Евгении и понесет всю полноту ответственности за совершенную ошибку и за мертвую соратницу. Неважно, осудят ее или нет, это ее не беспокоило, по крайней мере, сейчас. Она командир отряда, ей нужно показать Элизе и Зельде, что она способна выполнять свои обязанности.
Она ведь тоже «клеймор», а воительницам вроде нее не нужны грезы. Не нужны крестики и цветы или написанные на пергаменте письма. Не нужны фантазии с участием признательных юношей, встреченных во время предыдущих миссий. Не нужны благодарность и сочувствие или участие и расположение. У них есть миссия, да, миссия, вот что имеет значение. Убивать ём.
Верно, это единственное, что имеет значение.
Переводчик: Йома-толмач с асалакамского на народный
Оригинал: Burden, автор shelter
Разрешение на перевод: получено
Размер: мини, 2620 слов
Персонажи: Флора, Элиза, Зельда и другие
Категория: производственный джен с грезами о гете
Жанр: missing scenes, character study
Рейтинг: G
Краткое содержание: тяжела и неказиста жизнь воительниц Организации
Предупреждение: вольное обращение с каноном, возможен ООС
читать дальше
1.
Номер 8, Флора Ветрорез, носила с собой крошечный деревянный крестик. Через отверстие в нем была продета тонкая обтрепавшаяся полоска сыромятной кожи, концы которой соединялись небрежным узлом, так что получалась петля. Достаточно большая петля, чтобы носить крестик на шее. Но это противоречило правилам Организации, поэтому Флора хранила вещицу в рукояти меча, вместе с черной картой.
Когда Флора и ее отряд устроились на ночлег, она достала крестик. Удостоверившись, что никто ее не видит — ведь другие воительницы могли принять ее одержимость этим символом за слабость, за доказательство того, что она не может возглавлять отряд, из-за чего она и прятала вещицу, — Флора исследовала облупившиеся края крестика, обводила большим пальцем очертания стершейся фигурки в центре.
Иногда, когда Флора была уверена, что поблизости никого нет, она надевала крестик, завязывая концы шнура у основания шеи, и тогда свисающая с него вещица болталась чуть выше опознавательного знака, присвоенного ей Организацией. Флора хранила и иногда носила крестик не из религиозности. Она навряд ли бы смогла ответить, что означает слово «религия». Просто раньше он принадлежал одному юноше из деревни, расположенной далеко на юге. Флора очистила селение и спасла парня от ём, притворявшихся его соседями. После того, как она выполнила задание, молодой человек предложил ей в знак благодарности крошечный деревянный крестик. «Чисто символически, но главным образом потому, что у вас прекрасная душа, которая несет большое бремя». Флора отмахнулась и сказала передать вознаграждение человеку в черном, однако оставила крестик себе и часто вспоминала о том юноше.
Подобным ей редко доводилось слышать вежливые слова благодарности. Тот символический жест (чисто символический, ведь так?) был первым и единственным выражением признательности. Флора прятала подарок, но иногда надевала его и, украшая себя, высокомерно и праздно размышляла, не носил крестик ли тот юноша, и если носил, то не на том же ли месте, в ложбинке под шеей, и часто ли, подобно ей, оглаживал крестик, проводил по нему пальцами. А еще Флора часто держала вещицу в ладонях, зная, что когда-то она принадлежала тому юноше и что его человеческие руки, излучающие человеческое тепло, должно быть, делали то же самое.
2.
Их называли «клеймор». Большинство носили это имя, не жалуясь.
Они носили это имя, словно ярлык, как будто не существовало иного способа описать занятие, которому они себя посвятили. Они носили его с глухим безразличием. Некоторые — с радостью, но многим действительно было все равно.
Наличие большинства обременяющих их вещей обуславливали требования ведения боя, необходимость быть «клеймор». Они носили сегментные наплечники, двойные чугунные пластины, которые, тяжелые сами по себе, казались еще тяжелее во время миссий и совместных охот на "пробудившихся". Они носили наручи, чтобы отчаявшиеся ёмы не смогли ранить открытые руки. Им приходилось подтягивать ремешки доспехов на месте, они всегда, даже во время ожесточенных сражений, следили, чтобы незащищенные участки между наручами и наплечниками оставались прикрыты.
Все они носили латные сапоги, звякавшие при каждом шаге во время долгих пеших странствий. Им бы сгодилась любая обувь, но это был принятый в Организации стандарт, который только добавлял тяжести на ноги. В таких сапогах приходилось трудно бегать, и они тянули на дно в воде. И в качестве последнего штриха к образу «клеймор» все они носили латные юбки, металлические пластины, предназначенные для защиты бедер. Они носили свои доспехи молча; многие верили, что в решающую минуту их вес обозначит разницу между жизнью и смертью.
Они носили стандартный набор оговоренных предметов, которыми их снабжали кураторы. Их учили никогда не покидать место встречи без этих вещей: черный плащ и несколько пилюль для подавления ёки. Большинство носили с собой пять штук, недельный запас. Но точное количество пилюль, разрешенное иметь при себе, в большей степени зависело от личных предпочтений. Номер 47, Клэр, носила с собой пятнадцать, Номер 3, Галатея, — всего одну. Флора, на случай непредвиденной ситуации, всегда имела при себе десяток. Что же до черных плащей, то большинство носили их, чтобы при необходимости смешаться с людьми. Но их могли использовать и для других целей. В частности, когда погибла Номер 46, Евгения, Флора и ее отряд завернули тело перед погребением в черный плащ.
Но самое главное, все ни носили безошибочно узнаваемый меч, смертоносный клинок, свой клеймор. Его ножны крепились к доспехам и вместе с мечом весили не меньше стоуна. Сознательное злосчастное бремя, которое им приходилось нести. Тяжелейшее бремя во всех отношениях. Настолько тяжелое, что когда была убита Номер 46, Евгения, она упала под весом своих доспехов — и уже не смогла подняться. «До смерти обремененная», — сказала одна из ее товарок.
К окончанию обучения большинство из них уже могли держать массивный меч одной рукой. Говорили, что Номер 9, Джин, научилась виртуозно орудовать клеймором, держа его в любой руке, еще не имея опознавательного знака — умение, приобретаемое одной-двумя воительницами из всего поколения. А потом появилась Номер 11, Ундина, которая носила два клеймора и пускала их вход против всякого, кто подвергал сомнению ее самопровозглашенное звание сильнейшей воительницы.
Они несли бремя ответственности перед Организацией и человечеством, не жалуясь. И они несли себя со спокойным сознанием, что у них есть оружие, которое они могут обнажить.
3.
В юго-западных землях во время охоты на пробудившегося Флора несла на себе тяжелое, давящее бремя доспехов и оружия. Вместе с тремя соратницами — Номером 17, Элизой, Номером 24, Зельдой, и Номером 46, Евгенией, — они через три участка несли свое снаряжение и доспехи в тишине и презрении к пробудившемуся противнику, девять дней пешком через реки, горы и сменившие их долины. Это была хорошо известная им территория — территория меча, на которой правили мечи и ёмы.
Они практически не разговаривали. Им нужно было только представиться и узнать номера друг друга, чтобы выяснить, кто будет командовать на охоте. На протяжении девяти дней пути, ведомые Флорой и неизменным приказом уничтожить мерзкого пробудившегося, они практически не разговаривали. Они тогда не знали, что одна из них не вернется с этой охоты, а три другие будут молчать о ней, пока снова не встретятся в Пиете.
Когда на седьмой день пути они устроили последний привал, Флора попросила избавить ее от пустых разговоров. Она была не в настроении вести беседы. Знакомство Флоры с ними длилось всего неделю, и все их общение сводилось к тому, что они вместе шли.
Вдали от любопытных глаз, она открыла рукоять меча и выудила оттуда деревянный крестик. Какое-то время Флора представляла себе юношу, его пораженный взгляд, его изящную походку и мягкую манеру речи. Она представила, как он подошел к ней, не испугавшись того, что ее форма испачкана кровью ёмы, и того, что у ее ног валяются останки чудовища; как положил свой подарок в ее раскрытые ладони и при этом огладил ее руки. Почувствовал бы он, какие они нежные и маленькие? Видел бы он в них человеческие руки, а не руки «клеймор»?
Представляя все это, она глядела на маленький деревянный крестик на свет заходящего солнца. В ветвях деревьев неподалеку спорили птицы, Флора была уверена, что соратницы не смотрят в ее сторону. Она одела шнур через голову и несколько минут носила вещицу, с гордостью демонстрируя то, чем она была — и будет — единственным полученным от человека подарком.
4.
Они несли свое бремя молча, безгласно, потому что некому было рассказывать и некому было слушать — некому спасать друг друга.
В известной степени некоторые из вещей, что они с собой носили, не представляли практической ценности — их польза была надумана, они служили лишь талисманами на удачу, отгоняющими тяжелые мысли о множестве похожих миссий. У самой высокоранговой воительницы в отряде, Флоры, был крошечный деревянный крестик. Тогда она не знала об этом, но Номер 46, Евгения, всегда носила с собой записку от девочки, вместе с которой училась в восточных землях. Номер 24, Зельда, имела привычку собирать цветы, особенно одуванчики, и обкручивать их стебельки вокруг рукояти клеймора даже в разгар битвы. Номер 22, Хелен, брала с собой лишние съестные припасы, как правило, яблоки. Номер 31, Табита, рвала листья мяты и растирала их в ладонях. Она искренне верила, что это принесет ей удачу в бою. Недавно убитая в стычке на севере Номер 7, Ева, перед сражением обливала свой клеймор свежей водой.
А Номер 47, Клэр, несла через битвы, трудности и разлуку бремя своей человеческой жизни — мальчишку по имени Лаки — охотно и красиво, а некоторые бы сказали «с любовью».
Можно называть это суеверием, но они были «клеймор» и они полагали за истину, что нет такой силы, что спасет их, и такой божественной длани, что придет им на помощь, кроме их собственной веры в бессмысленные, бестолковые ритуалы. Сам факт их совершения защищал разум воительниц от ужасной реальности, возможности быть убитой в бою или, что хуже, пробуждения к всеобъемлющей тьме, острому чувству желания и ненасытному голоду к человеческой плоти.
Так многие из этих суеверий превратились в знание и в конце концов стали истиной и образом, которым эти молодые женщины проживали свои короткие, мучительные, наполненные кровью жизни.
5.
На девятый день Флора и ее отряд попали в устроенную пробудившимся засаду.
Это случилось рано утром у горного потока — чудовище использовало высокую траву, чтобы прикрыть атаку, отделившую Флору от остальных. Пробудившийся не отличался умом, по словам Номера 17, Элизы, сражение с ним длилось всего пятнадцать минут и закончилось двукратным применением фирменной техники Флоры — «ветрореза», — после чего от твари осталась лишь моргающая голова, лежащая посреди луга.
Перед нападением пробудившегося Флора не думала ни о миссии, ни об отряде. Она, пренебрегая опасностью, шла впереди, погруженная в эти утро и луг, в ландшафт в целом и в свои мысли. Флора признавала, что за секунды до атаки чудовища размышляла о деревянном крестике, болтающемся у нее на шее, о юноше с застенчивой улыбкой, который, должно быть, носил его, и о том, как его руки оглаживали вещицу, когда он был в глубокой задумчивости, так же, как делала она в эти мгновения…
И тут пробудившийся напал.
Он выглядел, как обычный ёма, только крупнее и с жестким внешним панцирем из затвердевших шипов и пластин и длинными руками. При атаке он удлинил пальцы, но сделав первый шаг, выдал свое положение и теперь торчал из высокой травы, как нарыв. Флора ощущала колебание его ёки и его нерешительность.
Ее руки по-прежнему сжимали висящий на шее крошечный деревянный крестик, пока она вспоминала план действий: напасть парами, ударить с двух сторон. Но теперь ёмские пальцы отделяли Флору от соратниц — лишившуюся прикрытия, одну, ее было легко убить. Не раздумывая, она сделала знак, чтобы Элиза и Зельда вступили в бой, а Евгения присоединилась к ней. И они подчинились.
Дальнейшее произошло очень быстро. Элиза и Зельда бросились на чудовище, и Евгения, пользуясь этим отвлекающим маневром, побежала к командиру. Но пробудившийся заметил движение. Он направил руку в сторону Евгении. Его пальцы удлинились. Один прошел точно промеж ее глаз. Она остановилась, и, под весом своего доспеха, упала ничком и больше не встала.
В первую секунду Флора не могла поверить в случившееся.
Но, как у командира, у нее было задание: сначала уничтожить цель, потом заботиться о товарищах, — все-таки Евгению всего лишь ранили, ведь так? — поэтому она устремилась к чудовищу и, оказавшись на нужном расстоянии, настолько быстро вытащила меч, что зацепившая Евгению рука распалась на части в мгновение ока. Элиза и Зельда лишили пробудившийся второй конечности. Оказавшееся в меньшинстве безрукое чудовище наивно попыталось сбежать. Флора впервые за все время нахмурилась и применила ветрорез во второй раз, рассекая ноги пробудившегося в коленях. Элиза и Зельда изрубили его верхнюю часть — ошметки туловища и голова упали в траву.
Тогда Зельда спросила, что с Евгенией. Обеспокоенная тем, что не видела ее, Флора подошла к неподвижно лежащей на лугу соратнице — самой низкоранговой и слабой в отряде. Ее руки все еще сжимали рукоять меча, доспехи остались целы и невредимы, но всю правую скулу разворотило. Флора мрачно вытащила палец чудовища из лица Евгении. Он вошел точно в переносицу и вышел с другой стороны у виска. Крови почти не было. Чистое убийство.
Флора закричала. Над лугом разнесся долгий, одинокий вопль безудержного гнева.
6.
Вместе, как сестры, они несли пятно позора принадлежности к «клеймор». Все они несли бремя того, что их считали чудовищами, а не людьми.
Находясь среди людей, они использовали всю свою сдержанность и все остатки самоконтроля, чтобы сносить имена, которые шепотом передавали из уст в уста испуганные мужчины, ревнивые жены, сердитые матери и плачущие дети. Ведьма, демоница, чудовище, бестия, нечестивица, распутница, искусительница, мразь, безбожница, пропащая, убийца, бесовка, обитательница тьмы, дьявольское отродье. Они носили эти имена, несли цеховой стыд и сносили глумление, презрение и ненависть людей.
Они сносили общественное порицание в одиночестве, переходя из селения в селение, миссия за миссией убивая одних и тех же врагов, — непрекращающийся, вечный цикл услуг для тех, кто вряд ли скажет хоть слово благодарности.
А еще они несли тугое бремя непреходящего страха пробудиться, стать чем-то отличным от того, чем они были, чем-то более темным, более зловещим, чем их испорченное существо — личное нисхождение души, погружение в глубины, из которых уже нет возврата, капитуляция перед злобным духом, все время жившим внутри и заставлявшим совершать то, что их учили считать отвратительным, то, от чего они были призваны защищать человечество.
7.
Тело Евгении готовила к похоронам Флора; она приказала Элизе и Зельде выкопать неглубокую могилу, а сама сняла с соратницы доспехи и завернула погибшую в черный плащ. Она же вытащила из рукояти меча Евгении черную карту и нашла два куска пергамента, пожелтевшего и порванного, тонкого, как древесный лист, исписанного неразборчивой скорописью на непонятном Флоре языке.
Евгению опустили в могилу. Зельда настояла на том, чтобы нарвать цветов и обложить ими место захоронения, по ее словам, не подобало просто зарывать тело в землю. Флора забрала письма, таинственный талисман на удачу, который помог дожить Евгении до сегодняшнего дня, — знать бы, как все могло обернуться, если бы она была внимательней, если бы не погрузилась в раздумья о том юноше и его символическом подарке.
Но теперь уже было поздно что-то предпринимать или пытаться исправить. Все, что Флора могла сделать, — вернуться в штаб Организации, доложить, что очередная воительница убита в бою, и отдать черную карту куратору Евгении. А сейчас они воткнули ее меч в изголовье могилы; Флора склонилась к свежевскопанной земле, ее пальцы теребили висящий на шее деревянный знак; Зельда собирала цветы; Элиза просто стояла рядом. Все молчали, не желая показаться нетерпеливыми.
8.
Но сверх их ноши, веса доспехов и оружия, на них ложился груз их сестер во злобе. Они несли бремя личных обид, бремя амбиций, огорчений, собственных душевных травм, обещаний убитым соратницам и, прежде всего, мести.
Флора несла бремя своих ошибок и намерения не подвергать жизнь своих подчиненных опасности. Номер 11, Ундина, сильнейшая из когда-либо существовавших воительниц, несла бремя желания чувствовать себя сильной и вместе с тем искоренить в себе предательское ощущение беспомощной слабости. Номер 15, Денёв, несла бремя схожей беспомощности: безумное, саморазрушающее чувство вины, которое, по ее словам, было не менее угрожающим, чем пробуждение. Все они несли бремя личных трагедий: проникшие в дом ёмы, сожравшие членов семьи: братьев, сестер, матерей, мужей — незабываемый страх, чистая и беспримесная паника, размытые слезами воспоминания. Некоторых это толкало на безрассудство: Номер 46, Евгения, вплоть до смерти ожесточенно цеплялась за единственное желание: жить и исполнить обещание, подробно расписанное в письмах, которые она с собой носила: иметь собственную семью, стать девушкой, вызывающей восхищение, смеяться самой, а не быть объектом насмешек.
Но ей не удалось выполнить это обещание.
9.
Вечером после похорон Евгении три оставшиеся воительницы, участвовавшие в охоте на пробудившегося, собрались у костра. Флора не смыкала глаз всю ночь, даже когда сон сморил Элизу и Зельду.
Тогда она открыла рукоять меча и достала деревянный крестик и найденные у Евгении куски пергамента. Флора бросила их в огонь и смотрела, как языки пламени превращают побуревшие письма в пепел, опасливо наблюдала, как в жаре костра пепел обращается в ничто. Она еще раз провела по крестику большим пальцем и отправила его в огонь.
Флора знала, что настанет утро и им придется идти девять дней до места встречи и, возможно, еще несколько дней — до штаба Организации. Она доложит о смерти Евгении и понесет всю полноту ответственности за совершенную ошибку и за мертвую соратницу. Неважно, осудят ее или нет, это ее не беспокоило, по крайней мере, сейчас. Она командир отряда, ей нужно показать Элизе и Зельде, что она способна выполнять свои обязанности.
Она ведь тоже «клеймор», а воительницам вроде нее не нужны грезы. Не нужны крестики и цветы или написанные на пергаменте письма. Не нужны фантазии с участием признательных юношей, встреченных во время предыдущих миссий. Не нужны благодарность и сочувствие или участие и расположение. У них есть миссия, да, миссия, вот что имеет значение. Убивать ём.
Верно, это единственное, что имеет значение.
@темы: Ангст, Драма, Новогодний разврат, Флора, G
-
-
07.01.2015 в 23:40-
-
07.01.2015 в 23:46-
-
08.01.2015 в 00:36Мне очень понравился твой выбор, дорогой толмач-переводчик, и наконец-то я прочитала большой внятный текст про Флору, в котором Флора не нежный цветок севера, а баба из плоти и крови, несущая на себе груз железного пояса
железного посохаи железных башмаков.Очень все здорово, любовь юзера Шелтера к второстепенным бабам сравнится только с любовью юзера Шелтера к библейским мотивам и видам севера.
Спасибо!
-
-
08.01.2015 в 00:53Медичка Шани, ы-ы, круто, я опасался, что будет мимо, потому что Флоры в заявки не было, а те, кто был, здесь в лучшем случае упоминаются.
переводчег
-
-
08.01.2015 в 01:19я плохо читаю на асалакамском, а потому огромное спасибо дорогой переводчик!
-
-
08.01.2015 в 10:48(Похоже, Флора, когда сожгла крестик и записку вместе, разделила судьбу Евгении при своей встрече с Ригальдо в Пиете...)
-
-
08.01.2015 в 11:42Плюсую насчет сожжения и судьбы, то же самое подумал.
-
-
08.01.2015 в 13:36Угу, типа наплевала на одного мужика, получила от другого — при первом прочтении тоже были такие мысли.
А щас думаю, неужели Флору сослали на север за потерю бойца, хотя это скорее просто официальный повод.
-
-
11.01.2015 в 16:56-
-
14.01.2015 в 09:15Мне, в общем, понравилось, спасибо толмачу, я не то чтобы поклонник текстов юзера Шелтер, но они открывают мне какой-то не такой взгляд на мир "Клеймор" неизменно. И вот тут тоже такая Флора прикольная, ваще как танк-бревно, потому что ее самая сильная эмоция - это время от времени пофантазировать, как руки юноши сжимали этот крестик. Вот это, ей-богу, самое трагичное во всем этом тягостном и печальном тексте, потому что вообразите себе мир, где такая хуйня - ваша самая яркая эротическая фантазия. Хоть реви, натурально.
Ну и вообще, интересно, как автор делает "уравняловку", невзначай упоминая главных героинь с их фичами в ряду прочих, вообще почти неизвестных клеймор. Создается правильное ощущение, что главные бабоньки - прочие из равных, и равных этих было, как грязи, и в этом-то трагедия, и жизнь такая сука - хоть реви. А, говорил уже.
Словом, впечатление цельное такое: вот они пиздуют под хмурым (обязательно) небом в железных сапогах, а если в жизни и есть какой просвет в виде талисмана-фетиша, то ты не переживай, сейчас тебя либо зохавает пробужденный - либо обеспечит тебе чувство вины года на три. Обнять и плакать.
В общем, спасибо толмачу, было познавательно, да, и не без эмоционального отклика.
пара моментов, за которые ну уж сильно зацепился глаз
Повторюсь, большое спасибо толмачу, было интересно и вообще)
-
-
14.01.2015 в 18:09Как немного отойду от работки, дипломника и прочих заморочек, подумаю, как тут поправить.
переводчег
-
-
14.01.2015 в 18:37В деле талисманов единственно верного решения не существует: кому-то талисманы помогают не падать духом, кому-то больше мешают, чем помогают.
Я этом тексте не вижу, чтобы Флоре было хуже от крестика, наоборот он ей напоминает, что не все люди сволочи и что клеймор тоже право имеют™, Римуто с Даэ, конечно, бы не одобрили, другое дело, что во время одной конкретной охоты, Флора слишком долго нянькалась с подарком. Она и без всякого крестика могла отдать неудачный приказ, приведший к смерти другой клеймор, или бы обстоятельства еще как-то так сложились, и она бы потом точно также терзалась чувством вины.
По-моему, херня в том, что Флору случившееся не особо научило, ну, кроме не грезить на поле боя, она так же продолжает оценивать других по их номерам, не пытается понять, что они могут и чего от них ждать.
-
-
14.01.2015 в 18:42вот как-то +1 по ощущениям
клево трактуешь, глубины наметились. я щас не иронизирую, я попроще текст воспринял.
-
-
14.01.2015 в 23:44Не путайте возмездие с судьбой!
Девочки переплели свои судьбы, а уж в плюс это понесло или в минус - как получилось...
И где тут "есть что-то очень гнилое."!? В переплетении судеб?
Гнилое - в играх Орги...
ИМХО.
-
-
15.01.2015 в 08:45И где тут "есть что-то очень гнилое."!? В переплетении судеб?
Чего?.. Не, я правда не понял. Извините.
-
-
15.01.2015 в 11:32Всё - абсолютно в рамках здравого смысла.
Но - спасибо за Вашу реакцию!
-
-
15.01.2015 в 12:46