Название: Оракул
Автор: Йома с ячменным пивом
Персонажи: Систина Оракул, в эпизодахбольшой и страшный мир некоторые воительницы, Организация, "пробудившиеся"
Жанр: драма, slice of life
Категория: джен, гет
Размер: мини, 2609 слов
Рейтинг: R
Саммари: жизнь и карьера одной из Первых Номеров, упоминавшихся в манге
Примечание: традиционное для фэндома - смерти персонажей.
читать дальше1.
Ей было десять, когда она оказалась продана Организации; от людей, бывших ей родителями, Систина не оставила себе ничего, кроме воспоминаний, нечётких и обрывочных, как лохмотья нищего, истрёпанные ветром и временем. Помнила запахи – гниль и грязь, вонь немытых тел и пыль дороги под ногами; помнила и громкие крики братьев с сёстрами, шумную возню днём и промозглый холод ночью.
Это было единственным, что она сохранила в голове до того дня, когда Чёрный Человек, до глаз замотанный в тёмную ткань, гладкую и плотную, отсчитал звонкие монеты своими сухими, жёлтой кожей обтянутыми, пальцами, роняя серебро в подставленную ладонь отца. Он улыбался – сухими же губами, и зубы у него были треугольные и очень белые.
Систина щурилась от солнца и не понимала, куда её ведут.
Ночь они – Систина, двое её сестёр, совсем крохотных, и ещё с полдесятка детей, - провели в повозке. Ветер был зол и резок, а вдали кто-то злобно и голодно выл, а Чёрный Человек сидел у крохотного костра и играл на губной гармошке печальные и нездешние песни.
Систина не спала и слушала – зачарованно. Золотистая свежая солома была мягка и вкусно пахла, а младшие прижались по бокам и сопели, сытые и довольные, впервые попробовавшие сладостей.
Чувствовала, что скоро всё переменится.
2.
Когда внутри неё поселилось чудовище, рвущее тело болью и скручивающее его в бараний рог, Систина пыталась петь. У неё из носа, ушей и глаз шла кровь, а жилы оплели лицо синей сетью, но голос не пропал, а она вспоминала песни Чёрного Человека с кожей столь жёлтой, словно он содрал ее с августовской луны и натянул на себя, и пыталась им подражать. Петь не получалось – выходил надсадный хрип, а Систина упрямо продолжала вспоминать звуки песен. Но вскоре к ней начали приходить другие люди, закутанные в чёрное, и ей пришлось замолчать. Они кололи её длинными иголками, через них высасывая кровь в прозрачные сосуды, давали пить горькую, отравой пахнущую, воду и постоянно что-то записывали в переплетённые кожей больших ящериц тонкие книги с белыми страницами.
Систина только потом узнала, что это называется сложным словом «блокнот».
А тогда Систина только могла лежать, прижимая ноги к животу, в котором ворочалось что-то очень страшное, и пыталась петь. Потом – даже не пыталась, а просто выплёвывала кровь на грязный пол.
Он тогда сам к ней пришёл – сгорбленный какой-то, жалкий даже немного, очень равнодушный и усталый. Он щупал ей руки, ноги и грудь, цедил сухо сквозь зубы короткие слова и казался скорее разочарованным, чем довольным.
Систина тоже только потом поняла, что глава Организации не бывает доволен. Вообще никогда.
Тогда ей было очень жалко этого странного человека с больными глазами.
Когда он ушёл, Систину впервые заставили подняться с её жёсткой, потом и кровью пропахшей, постели и выйти из комнаты. Ей дали вымыться.
Она тогда только смотрела на своё отражение в воде, удивляясь серебряным – точно монетки, упавшие в ладонь отца, - глазам и светлым-пресветлым волосам.
Ей это нравилось.
Нравилось даже и то, что она теперь видела, как звенит вокруг других девочек, таких же, как и она, серебряное сияние. У кого-то оно было больше, у кого-то меньше, но во всех них прекрасные потоки света, и они завораживали Систину, точно песни, спетые у ночного костра.
3.
Своего первого йома она убила, подкравшись сзади, пока он грыз ногу одной из девчонок, проходивших с ней тренировку. Разрубила его на куски, душой замирая от восторга, потому что огромный клеймор вдруг оказался совсем невесомым, таким лёгким, словно он был продолжением её руки. Против прежнего, ведь на тренировках он был совсем неподъёмным, тяжёлым, громоздким, лишним...
Кровь йома хлестала во все стороны, и мир окрасился фиолетовым. Систина вытирала эту кровь с лица, ещё больше размазывая, щурилась на солнце и не понимала, почему на неё смотрят почти с ужасом.
Она же всё правильно сделала?
Систина улыбнулась куратору, и тот вдруг отступил на шаг назад.
Девчонка с почти оторванной ногой тихо скулила, и никто ей не пытался помочь. У неё была тусклая, слабая-слабая аура и пухлое тело, не приспособленное для боя. Ещё она была левшой.
Ей дали сорок седьмой Номер, а Систине – пятнадцатый.
Их области оказались совсем рядом.
Когда все переодевались в выданную им форму, Систина, наконец, спросила эту девчонку, как её звали.
Та отвела глаза и прошептала: «Кассандра».
Систине её голос очень понравился.
4.
На севере Систина провела три года, странствуя от занесённого вечными снегами Альфонсо до зажатой в капкане гор Пиеты. Там, где зима была всего лишь одиннадцать месяцев в году и день длился полчаса, Систина привыкла сражаться, полагаясь только на звон и движения серебряного покрова, что всегда окружал йома и Ненасытных. Там научилась засыпать, зарываясь в снег и охотиться на огромных мохнатых быков с густой шерстью и на круторогих горных баранов, скакавших с лёгкостью по почти отвесным скалам. Там встречала раскалённые рассветы и провожала окровавленные закаты. По утрам стряхивала с клеймора и доспеха наросты льда и пускалась в путь, пробираясь в снегу.
Встречалась со своим куратором в маленьком трактире Пиеты, там, где подавали вкуснейшее ячменное пиво и горьковатое козье молоко, оставляющее белые «усы» над верхней губой. Систина всегда ждала Рубеля за дальним столом, наслаждаясь вкусом еды и слушая тихий плач свирели, на которой играл слепой музыкант.
Рубель никогда не ел вместе с ней. Систина даже ни разу не видела, чтобы он вообще что-то ел.
В нём – как и во всех людях Организации – было что-то странное.
Даже не совсем человеческое.
Правда, Систине это было не интересно.
Она просто любила жизнь и не хотела разбираться в тайнах.
Только однажды её пребывание на севере закончилось повышением и вызовом обратно в Организацию.
5.
Систина по пути заглянула в город шелка и пряностей Минг, надеясь прикупить на скопленные с заданий монетки побольше марципановых сладостей, но оказалась один на один с огромным Ненасытным.
Ненасытный был мужчиной огромного роста даже в облике человека, с очень глупым лицом и тоскливыми глазами. Он ел кишки молодой девушки, наматывая их на кулак, и что-то бормотал.
Пока Систина размышляла, сидя на крыше ближайшего дома, сколько же должен прожить йома, чтобы стать таким же сильным, почти как Серебряный Лев Ригард, Ненасытный поднял голову и посмотрел на неё.
Его аура была неизмеримо меньше, чем у Серебряного Короля или даже его правой руки – мрачного Ригарда, но всё равно огромна. Она звенела, переливалась и скалилась острыми шипами-иголками вывернутой наружу силы; солнце до краёв заливало улицы полуденного города, и мир растекался палящим зноем.
Систина не была уверена, что сумеет в одиночку справиться с таким противником. Но она бы не отказалась выпить кружку ячменного пива с этим Ненасытным – и поговорить.
Иногда ей было жаль, что с йома нельзя общаться как с людьми.
Систина ушла от удара Ненасытного и бросилась бежать в сторону Организации.
6.
Организация ядовитой гадюкой свернулась посреди пустыни. Систина нырнула в разверстую пасть и оказалась в утробе чудовища, где тенями бродили зловещие и закутанные в чёрное люди и дрожала по своим комнатам малышня из нового набора.
Пахло йома – горький, с нотами металла, винный запах. Ничего необычного. Организация точится запахами всего не-человеческого, здесь в сочных канавах плывёт отравленная в лаборатории Даэ лишняя вода, на зубах хрустит пустынный песок, и в питьевой воде мерещится яд, и в венах (ново)рождённых клеймор и надзирателей течёт без пяти минут одна кровь. Закутанные в чёрное люди и жертвы связаны воедино.
Но помимо запаха йома Систина уловила иной – тёплый и волглый; запах тянулся с нижних уровней от зловещих лабораторий, где безраздельно правил Даэ.
Он напомнил Систине детство – балаган бродячих актёров часто имеет дело с контрабандистами и просто бандитами. Одно из немногих её воспоминаний «до» человека с жёлтой кожей – ворсистые коровьи языки, опалённое гнилью мясо, сизые и плотные плёнки лёгких. Ничего необычного – выбраковка в мясной лавке; для нищих актёров – настоящий пир.
Женщины отдавали гниль псам, из хороших кусков варили похлёбку в закопчённом котле. Систина чесала блохастых шавок за ушами, играла вываренными рёберными костями и была счастлива.
А потом её и сестёр забрали в Организацию. И сёстры не пережили вживления плоти йома.
...Серебряный звон и человечье мясо.
Систина вошла в зал.
Римуто едва поднял на неё взгляд – такой же усталый, как и пять лет назад.
Нехорошо. Было очень нехорошо.
- Номер Восьмой Систина, теперь вы будете переведены на Восток, - сказал Римуто равнодушно. – Теперь вы – глаза Организации.
Систина поклонилась.
Её мутило как никогда.
7.
В Организации зрело что-то – как скрытый до поры до времени гнойный нарыв, зреющий долго и после выплёскивающий из себя мутно-белесые потоки гноя.
Систина вышла на берег реки и начала раздеваться. Хотелось смыть с себя... запах.
Организация – один огромный гнойник.
Систина знала это и раньше, но теперь понимала это совсем отчётливо, и ей было тоскливо. Она вошла в воду, легла на спину и поплыла как упавший в спокойную реку лист.
Систина вспоминала песни, которые не пела очень давно. Так давно, что успела почти всё забыть.
Она пела колыбельную и плавала в реке, пока не стемнело, и на берег не выполз Ненасытный. Систина разрубила его одним ударом на две части и очень расстроилась, когда поняла, что вода в реке теперь пахнет как йома. Труп Ненасытного испортил всё.
Рубеля, который сидел на камне, пока она отмывалась от крови и одевалась, это, кажется, даже повеселило.
- Систина Оракул, - сказал он. – Почуяла приближение Пробудившегося задолго до его появления.
- Пробудившегося? - спросила она, натягивая на ногу сапог.
- Пробудившегося, - улыбнулся Рубель. – Потому что Пробудившийся – это...
8.
Систина ковыряла пальцем рану в животе, трогая багровое мясо ногтем, и думала о том, что зря она всё-таки полезла в одиночку против трёх Пробудившихся. Кровь из раны на лбу заливала лицо.
Будь ты хоть трижды Номер Три, с ними тебе не справиться...
Закатное небо казалось таким же разорванным брюхом, как её. Систина чувствовала стремительное приближение своих соратниц.
Систине было тоскливо, потому что её раны заживали слишком медленно, и она не могла подняться и пойти им навстречу.
А ещё ею будет недоволен хмурый Римуто, который в последние дни стал смотреть чуть мягче и чуть заинтересованней. Он – глава Организации и узнает о её позорном (едва ли) не провале. Она дала одному из Пробудившихся сбежать.
Систина выпустила силу йома – намного больше, чем выпускала всегда.
Это было так... хорошо.
Смешение боли и наслаждения. Как удары сердца под сводами рёбер, шумные и частые, биение самой жизни в оболочке плоти; как сплетение неведомых и непонятных сил, которые ненадолго сходятся вместе и стремятся стать чем-то единым.
Систина размазала кровь, грязь и слёзы по лицу и поднялась на ноги, опираясь на свой меч.
Соратницы – двоих из них она не знала, знакомое лицо оказалось только у Агаты Номера Шесть, - смотрели на неё как-то странно.
Систина прикоснулась ко лбу – и поняла, что у неё, кажется, появился ещё один шрам.
9.
Она всё чаще возвращалась в Организацию.
Даже как-то привыкла к яду в воде и в еде. К равнодушию Чёрных Людей и отчаянию маленьких клеймор. Видела, как отводят от неё взгляды взрослые воительницы.
Систина ни разу не увидела среди них леворукую Кассандру – хотя часто слышала о ней. Кассандра стала номером пятнадцать.
Систина за неё была рада – столь слабой клеймор действительно трудно долго выживать и даже продвигаться по служебной лестнице. Кассандра смогла.
Систина смотрела на новое поколение клейморов и думала, кто из них вскоре погибнет, а кто станет одним из Номеров первой десятки. Молоденькие девчонки испуганно ежатся, когда их деловито осматривают Чёрные. Торчат остренькие грудки, темнеют волосы между ног, влажно блестят глаза. Симпатичные девчонки. Худые, жилистые чересчур, но – симпатичные. Даже одинаковые шрамы на животах от паха до ключиц их не портят.
Плохо.
Чем красивее клеймор, тем больше шансов, что однажды кто-то из Чёрных зажмёт её в углу и будет елозить ладонями по телу, тиская груди и раздвигая ноги.
Систина чувствовала, как влажно пахло металлом и потрохами. Обычному человеку на такое и смотреть страшно.
Чёрные – они привыкшие. Не побрезгуют; да к тому же обычную проститутку в Организацию не протащишь, а большинство Чёрных годами не высовываются наружу, даже в соседний город.
Систина проходила мимо комнат новичков, слушая доносящиеся из-за толстых дверей всхлипы. Ощущая потоки в серебристо-звенящих аурах. С каждым разом в этом серебре оставалось всё меньше человеческого.
В ауре её самой уже давно было только серебро.
Систину это не расстраивало; Рубеля, который видел ауры как слабый клеймор, даже веселило.
Римуто ничего не чувствовал.
10.
Он трахал её на узкой - даром, что глава Организации, - койке. Систина обвивала ногами тощие бёдра Римуто, скрещенными руками упиралась в стену, чувствуя, как внутри неё движется член. Потолок был девственно-белым, как в насмешку над ней, взгляд у Римуто отсутствующий – будто он её не брал, мёртвой хваткой впиваясь пальцами в бёдра, - и было холодно. Не как на севере, совершенно по-особому, от промозглой сырости, холодно.
Совершенно особое чувство – когда тебя трахает на хрустящих от крахмала простынях сам грозный Римуто и холод продирает до самого сердца.
Систина облизывала губы и думала, что если она, йома подери, Оракул, как её все называют, то почему не может даже понять, что творится в голове Римуто и почему он её вообще трахает?
Уж главе-то Организации шлюху могли бы нанять.
Впрочем, не то чтобы ей не нравилось.
Просто... сыро было. И необычайно тоскливо.
Римуто кончал, не изменившись в лице, – только выдыхал хрипло и облизывал сухие губы.
Систина целовала его и гладила по бугрящемуся синими венами черепу.
Потом связывала на груди тесемки новой формы (сплошное издевательство, а не пробная форма), натягивала штаны и сапоги.
Когда она выходила из покоев Римуто - одно название, а не покои, - Чёрные, проходившие мимо, изображали нечто вроде поклона.
Чёрным не к лицу склонять голову перед клеймор.
Систина слышала шёпот за спиной.
Ей было всё равно – она слишком устала.
11.
Дождь лил как из ведра.
Падал с неба косыми струями, хлестал плетями воды по плеча и спине, заставлял волосы тяжелеть, и лишал всех ориентиров. За сплошной пеленой – не видно ничего за два шага.
Самое время для боя с Порождением Бездны.
Систина ощущает рядом огромную ауру – преемница Лихт Трёхрукой, Номер Один Анет Медная, пробудилась и стёрла с лица земли уже два города.
У Пробуждённой Анет была медно-рыжая чешуя, точь-в-точь её волосы до обращения в клеймор и совсем немного «после». От дождя чешуя лишь чуть-чуть потемнела.
У Анет было много-много зубов.
Ну вот какого южного хрена, думала Систина, прыгая по скользкой грязи и гладким камням, я всегда крайняя. Как меня это всё достало – и опыты эти, которые Даэ в лаборатории ставит, необходимость ненадёжных соратниц зачищать, и Римуто, который всё со своими бумагами возится, и этот проклятый третий глаз-шрам на лбу...
Она успела отрубить Анет хвост и лапу, когда Агата вогнала меч по самую рукоять в горло бывшей соратницы. Анет захрипела и замолотила оставшимися лапами по земле, а потом затихла.
Агата была вся в крови Пробужденной. Кровь стекала по её лицу, по плечам, по груди и по ногам.
- Кровавая, - сказала Систина и, развернувшись, пошла по грязи куда-то вниз.
У неё жутко болела голова.
12.
Римуто часами перебирал бумаги и что-то писал странным пером. Которое не надо было окунать в чернильницу. Он не обращал на неё никого внимания – до тех пор, пока настенные часы не начинали тихо отстукивать полночь. А до тех пор он работал.
Хмурый, усталый, весь в чёрном, как ворон. Чем-то похожий на змею – наверное, почти отсутствующими бровями и тонкими губами.
Систина лежала на жёсткой койке и ни о чём не думала.
Она не любила говорить, он не любил говорить.
В этом они друг друга понимали.
Систина щурилась на отблески заката, протянувшиеся по потолку. Казалось, это была кровь.
На плечи ей, казалось, давил какой-то груз.
Она была на пределе.
- Я скоро уйду, - сказала.
Римуто на неё даже не посмотрел.
13.
Даэ разнимал тело клеймор на части.
Сердце – в одну банку, печень – в другую, кишки – на прочистку и в свой отдельный сосуд.
Римуто смотрел на белое как мел лицо.
- Умерла, - сказал с вечным своим оскалом зубов в обожжённой щеке Даэ. – Поняла, что на пределе, а карту послала Пятнадцатой, Кассандре. Та не успела – и она сама себя зарубила.
Римуто пожал плечами – кажется, даже с раздражением.
- Что с препаратом? – спросил.
- Она чувствовала ауру лучше всех. Думаю, эксперимент прошёл удачно, хотя, конечно, в нём ещё много недоработок, - Даэ на него покосился почти с интересом. – И как ты её терпел?
- Всё во имя цели, - отрезал Римуто.
Даэ промолчал, скалясь половиной лица.
Автор: Йома с ячменным пивом
Персонажи: Систина Оракул, в эпизодах
Жанр: драма, slice of life
Категория: джен, гет
Размер: мини, 2609 слов
Рейтинг: R
Саммари: жизнь и карьера одной из Первых Номеров, упоминавшихся в манге
Примечание: традиционное для фэндома - смерти персонажей.
читать дальше1.
Ей было десять, когда она оказалась продана Организации; от людей, бывших ей родителями, Систина не оставила себе ничего, кроме воспоминаний, нечётких и обрывочных, как лохмотья нищего, истрёпанные ветром и временем. Помнила запахи – гниль и грязь, вонь немытых тел и пыль дороги под ногами; помнила и громкие крики братьев с сёстрами, шумную возню днём и промозглый холод ночью.
Это было единственным, что она сохранила в голове до того дня, когда Чёрный Человек, до глаз замотанный в тёмную ткань, гладкую и плотную, отсчитал звонкие монеты своими сухими, жёлтой кожей обтянутыми, пальцами, роняя серебро в подставленную ладонь отца. Он улыбался – сухими же губами, и зубы у него были треугольные и очень белые.
Систина щурилась от солнца и не понимала, куда её ведут.
Ночь они – Систина, двое её сестёр, совсем крохотных, и ещё с полдесятка детей, - провели в повозке. Ветер был зол и резок, а вдали кто-то злобно и голодно выл, а Чёрный Человек сидел у крохотного костра и играл на губной гармошке печальные и нездешние песни.
Систина не спала и слушала – зачарованно. Золотистая свежая солома была мягка и вкусно пахла, а младшие прижались по бокам и сопели, сытые и довольные, впервые попробовавшие сладостей.
Чувствовала, что скоро всё переменится.
2.
Когда внутри неё поселилось чудовище, рвущее тело болью и скручивающее его в бараний рог, Систина пыталась петь. У неё из носа, ушей и глаз шла кровь, а жилы оплели лицо синей сетью, но голос не пропал, а она вспоминала песни Чёрного Человека с кожей столь жёлтой, словно он содрал ее с августовской луны и натянул на себя, и пыталась им подражать. Петь не получалось – выходил надсадный хрип, а Систина упрямо продолжала вспоминать звуки песен. Но вскоре к ней начали приходить другие люди, закутанные в чёрное, и ей пришлось замолчать. Они кололи её длинными иголками, через них высасывая кровь в прозрачные сосуды, давали пить горькую, отравой пахнущую, воду и постоянно что-то записывали в переплетённые кожей больших ящериц тонкие книги с белыми страницами.
Систина только потом узнала, что это называется сложным словом «блокнот».
А тогда Систина только могла лежать, прижимая ноги к животу, в котором ворочалось что-то очень страшное, и пыталась петь. Потом – даже не пыталась, а просто выплёвывала кровь на грязный пол.
Он тогда сам к ней пришёл – сгорбленный какой-то, жалкий даже немного, очень равнодушный и усталый. Он щупал ей руки, ноги и грудь, цедил сухо сквозь зубы короткие слова и казался скорее разочарованным, чем довольным.
Систина тоже только потом поняла, что глава Организации не бывает доволен. Вообще никогда.
Тогда ей было очень жалко этого странного человека с больными глазами.
Когда он ушёл, Систину впервые заставили подняться с её жёсткой, потом и кровью пропахшей, постели и выйти из комнаты. Ей дали вымыться.
Она тогда только смотрела на своё отражение в воде, удивляясь серебряным – точно монетки, упавшие в ладонь отца, - глазам и светлым-пресветлым волосам.
Ей это нравилось.
Нравилось даже и то, что она теперь видела, как звенит вокруг других девочек, таких же, как и она, серебряное сияние. У кого-то оно было больше, у кого-то меньше, но во всех них прекрасные потоки света, и они завораживали Систину, точно песни, спетые у ночного костра.
3.
Своего первого йома она убила, подкравшись сзади, пока он грыз ногу одной из девчонок, проходивших с ней тренировку. Разрубила его на куски, душой замирая от восторга, потому что огромный клеймор вдруг оказался совсем невесомым, таким лёгким, словно он был продолжением её руки. Против прежнего, ведь на тренировках он был совсем неподъёмным, тяжёлым, громоздким, лишним...
Кровь йома хлестала во все стороны, и мир окрасился фиолетовым. Систина вытирала эту кровь с лица, ещё больше размазывая, щурилась на солнце и не понимала, почему на неё смотрят почти с ужасом.
Она же всё правильно сделала?
Систина улыбнулась куратору, и тот вдруг отступил на шаг назад.
Девчонка с почти оторванной ногой тихо скулила, и никто ей не пытался помочь. У неё была тусклая, слабая-слабая аура и пухлое тело, не приспособленное для боя. Ещё она была левшой.
Ей дали сорок седьмой Номер, а Систине – пятнадцатый.
Их области оказались совсем рядом.
Когда все переодевались в выданную им форму, Систина, наконец, спросила эту девчонку, как её звали.
Та отвела глаза и прошептала: «Кассандра».
Систине её голос очень понравился.
4.
На севере Систина провела три года, странствуя от занесённого вечными снегами Альфонсо до зажатой в капкане гор Пиеты. Там, где зима была всего лишь одиннадцать месяцев в году и день длился полчаса, Систина привыкла сражаться, полагаясь только на звон и движения серебряного покрова, что всегда окружал йома и Ненасытных. Там научилась засыпать, зарываясь в снег и охотиться на огромных мохнатых быков с густой шерстью и на круторогих горных баранов, скакавших с лёгкостью по почти отвесным скалам. Там встречала раскалённые рассветы и провожала окровавленные закаты. По утрам стряхивала с клеймора и доспеха наросты льда и пускалась в путь, пробираясь в снегу.
Встречалась со своим куратором в маленьком трактире Пиеты, там, где подавали вкуснейшее ячменное пиво и горьковатое козье молоко, оставляющее белые «усы» над верхней губой. Систина всегда ждала Рубеля за дальним столом, наслаждаясь вкусом еды и слушая тихий плач свирели, на которой играл слепой музыкант.
Рубель никогда не ел вместе с ней. Систина даже ни разу не видела, чтобы он вообще что-то ел.
В нём – как и во всех людях Организации – было что-то странное.
Даже не совсем человеческое.
Правда, Систине это было не интересно.
Она просто любила жизнь и не хотела разбираться в тайнах.
Только однажды её пребывание на севере закончилось повышением и вызовом обратно в Организацию.
5.
Систина по пути заглянула в город шелка и пряностей Минг, надеясь прикупить на скопленные с заданий монетки побольше марципановых сладостей, но оказалась один на один с огромным Ненасытным.
Ненасытный был мужчиной огромного роста даже в облике человека, с очень глупым лицом и тоскливыми глазами. Он ел кишки молодой девушки, наматывая их на кулак, и что-то бормотал.
Пока Систина размышляла, сидя на крыше ближайшего дома, сколько же должен прожить йома, чтобы стать таким же сильным, почти как Серебряный Лев Ригард, Ненасытный поднял голову и посмотрел на неё.
Его аура была неизмеримо меньше, чем у Серебряного Короля или даже его правой руки – мрачного Ригарда, но всё равно огромна. Она звенела, переливалась и скалилась острыми шипами-иголками вывернутой наружу силы; солнце до краёв заливало улицы полуденного города, и мир растекался палящим зноем.
Систина не была уверена, что сумеет в одиночку справиться с таким противником. Но она бы не отказалась выпить кружку ячменного пива с этим Ненасытным – и поговорить.
Иногда ей было жаль, что с йома нельзя общаться как с людьми.
Систина ушла от удара Ненасытного и бросилась бежать в сторону Организации.
6.
Организация ядовитой гадюкой свернулась посреди пустыни. Систина нырнула в разверстую пасть и оказалась в утробе чудовища, где тенями бродили зловещие и закутанные в чёрное люди и дрожала по своим комнатам малышня из нового набора.
Пахло йома – горький, с нотами металла, винный запах. Ничего необычного. Организация точится запахами всего не-человеческого, здесь в сочных канавах плывёт отравленная в лаборатории Даэ лишняя вода, на зубах хрустит пустынный песок, и в питьевой воде мерещится яд, и в венах (ново)рождённых клеймор и надзирателей течёт без пяти минут одна кровь. Закутанные в чёрное люди и жертвы связаны воедино.
Но помимо запаха йома Систина уловила иной – тёплый и волглый; запах тянулся с нижних уровней от зловещих лабораторий, где безраздельно правил Даэ.
Он напомнил Систине детство – балаган бродячих актёров часто имеет дело с контрабандистами и просто бандитами. Одно из немногих её воспоминаний «до» человека с жёлтой кожей – ворсистые коровьи языки, опалённое гнилью мясо, сизые и плотные плёнки лёгких. Ничего необычного – выбраковка в мясной лавке; для нищих актёров – настоящий пир.
Женщины отдавали гниль псам, из хороших кусков варили похлёбку в закопчённом котле. Систина чесала блохастых шавок за ушами, играла вываренными рёберными костями и была счастлива.
А потом её и сестёр забрали в Организацию. И сёстры не пережили вживления плоти йома.
...Серебряный звон и человечье мясо.
Систина вошла в зал.
Римуто едва поднял на неё взгляд – такой же усталый, как и пять лет назад.
Нехорошо. Было очень нехорошо.
- Номер Восьмой Систина, теперь вы будете переведены на Восток, - сказал Римуто равнодушно. – Теперь вы – глаза Организации.
Систина поклонилась.
Её мутило как никогда.
7.
В Организации зрело что-то – как скрытый до поры до времени гнойный нарыв, зреющий долго и после выплёскивающий из себя мутно-белесые потоки гноя.
Систина вышла на берег реки и начала раздеваться. Хотелось смыть с себя... запах.
Организация – один огромный гнойник.
Систина знала это и раньше, но теперь понимала это совсем отчётливо, и ей было тоскливо. Она вошла в воду, легла на спину и поплыла как упавший в спокойную реку лист.
Систина вспоминала песни, которые не пела очень давно. Так давно, что успела почти всё забыть.
Она пела колыбельную и плавала в реке, пока не стемнело, и на берег не выполз Ненасытный. Систина разрубила его одним ударом на две части и очень расстроилась, когда поняла, что вода в реке теперь пахнет как йома. Труп Ненасытного испортил всё.
Рубеля, который сидел на камне, пока она отмывалась от крови и одевалась, это, кажется, даже повеселило.
- Систина Оракул, - сказал он. – Почуяла приближение Пробудившегося задолго до его появления.
- Пробудившегося? - спросила она, натягивая на ногу сапог.
- Пробудившегося, - улыбнулся Рубель. – Потому что Пробудившийся – это...
8.
Систина ковыряла пальцем рану в животе, трогая багровое мясо ногтем, и думала о том, что зря она всё-таки полезла в одиночку против трёх Пробудившихся. Кровь из раны на лбу заливала лицо.
Будь ты хоть трижды Номер Три, с ними тебе не справиться...
Закатное небо казалось таким же разорванным брюхом, как её. Систина чувствовала стремительное приближение своих соратниц.
Систине было тоскливо, потому что её раны заживали слишком медленно, и она не могла подняться и пойти им навстречу.
А ещё ею будет недоволен хмурый Римуто, который в последние дни стал смотреть чуть мягче и чуть заинтересованней. Он – глава Организации и узнает о её позорном (едва ли) не провале. Она дала одному из Пробудившихся сбежать.
Систина выпустила силу йома – намного больше, чем выпускала всегда.
Это было так... хорошо.
Смешение боли и наслаждения. Как удары сердца под сводами рёбер, шумные и частые, биение самой жизни в оболочке плоти; как сплетение неведомых и непонятных сил, которые ненадолго сходятся вместе и стремятся стать чем-то единым.
Систина размазала кровь, грязь и слёзы по лицу и поднялась на ноги, опираясь на свой меч.
Соратницы – двоих из них она не знала, знакомое лицо оказалось только у Агаты Номера Шесть, - смотрели на неё как-то странно.
Систина прикоснулась ко лбу – и поняла, что у неё, кажется, появился ещё один шрам.
9.
Она всё чаще возвращалась в Организацию.
Даже как-то привыкла к яду в воде и в еде. К равнодушию Чёрных Людей и отчаянию маленьких клеймор. Видела, как отводят от неё взгляды взрослые воительницы.
Систина ни разу не увидела среди них леворукую Кассандру – хотя часто слышала о ней. Кассандра стала номером пятнадцать.
Систина за неё была рада – столь слабой клеймор действительно трудно долго выживать и даже продвигаться по служебной лестнице. Кассандра смогла.
Систина смотрела на новое поколение клейморов и думала, кто из них вскоре погибнет, а кто станет одним из Номеров первой десятки. Молоденькие девчонки испуганно ежатся, когда их деловито осматривают Чёрные. Торчат остренькие грудки, темнеют волосы между ног, влажно блестят глаза. Симпатичные девчонки. Худые, жилистые чересчур, но – симпатичные. Даже одинаковые шрамы на животах от паха до ключиц их не портят.
Плохо.
Чем красивее клеймор, тем больше шансов, что однажды кто-то из Чёрных зажмёт её в углу и будет елозить ладонями по телу, тиская груди и раздвигая ноги.
Систина чувствовала, как влажно пахло металлом и потрохами. Обычному человеку на такое и смотреть страшно.
Чёрные – они привыкшие. Не побрезгуют; да к тому же обычную проститутку в Организацию не протащишь, а большинство Чёрных годами не высовываются наружу, даже в соседний город.
Систина проходила мимо комнат новичков, слушая доносящиеся из-за толстых дверей всхлипы. Ощущая потоки в серебристо-звенящих аурах. С каждым разом в этом серебре оставалось всё меньше человеческого.
В ауре её самой уже давно было только серебро.
Систину это не расстраивало; Рубеля, который видел ауры как слабый клеймор, даже веселило.
Римуто ничего не чувствовал.
10.
Он трахал её на узкой - даром, что глава Организации, - койке. Систина обвивала ногами тощие бёдра Римуто, скрещенными руками упиралась в стену, чувствуя, как внутри неё движется член. Потолок был девственно-белым, как в насмешку над ней, взгляд у Римуто отсутствующий – будто он её не брал, мёртвой хваткой впиваясь пальцами в бёдра, - и было холодно. Не как на севере, совершенно по-особому, от промозглой сырости, холодно.
Совершенно особое чувство – когда тебя трахает на хрустящих от крахмала простынях сам грозный Римуто и холод продирает до самого сердца.
Систина облизывала губы и думала, что если она, йома подери, Оракул, как её все называют, то почему не может даже понять, что творится в голове Римуто и почему он её вообще трахает?
Уж главе-то Организации шлюху могли бы нанять.
Впрочем, не то чтобы ей не нравилось.
Просто... сыро было. И необычайно тоскливо.
Римуто кончал, не изменившись в лице, – только выдыхал хрипло и облизывал сухие губы.
Систина целовала его и гладила по бугрящемуся синими венами черепу.
Потом связывала на груди тесемки новой формы (сплошное издевательство, а не пробная форма), натягивала штаны и сапоги.
Когда она выходила из покоев Римуто - одно название, а не покои, - Чёрные, проходившие мимо, изображали нечто вроде поклона.
Чёрным не к лицу склонять голову перед клеймор.
Систина слышала шёпот за спиной.
Ей было всё равно – она слишком устала.
11.
Дождь лил как из ведра.
Падал с неба косыми струями, хлестал плетями воды по плеча и спине, заставлял волосы тяжелеть, и лишал всех ориентиров. За сплошной пеленой – не видно ничего за два шага.
Самое время для боя с Порождением Бездны.
Систина ощущает рядом огромную ауру – преемница Лихт Трёхрукой, Номер Один Анет Медная, пробудилась и стёрла с лица земли уже два города.
У Пробуждённой Анет была медно-рыжая чешуя, точь-в-точь её волосы до обращения в клеймор и совсем немного «после». От дождя чешуя лишь чуть-чуть потемнела.
У Анет было много-много зубов.
Ну вот какого южного хрена, думала Систина, прыгая по скользкой грязи и гладким камням, я всегда крайняя. Как меня это всё достало – и опыты эти, которые Даэ в лаборатории ставит, необходимость ненадёжных соратниц зачищать, и Римуто, который всё со своими бумагами возится, и этот проклятый третий глаз-шрам на лбу...
Она успела отрубить Анет хвост и лапу, когда Агата вогнала меч по самую рукоять в горло бывшей соратницы. Анет захрипела и замолотила оставшимися лапами по земле, а потом затихла.
Агата была вся в крови Пробужденной. Кровь стекала по её лицу, по плечам, по груди и по ногам.
- Кровавая, - сказала Систина и, развернувшись, пошла по грязи куда-то вниз.
У неё жутко болела голова.
12.
Римуто часами перебирал бумаги и что-то писал странным пером. Которое не надо было окунать в чернильницу. Он не обращал на неё никого внимания – до тех пор, пока настенные часы не начинали тихо отстукивать полночь. А до тех пор он работал.
Хмурый, усталый, весь в чёрном, как ворон. Чем-то похожий на змею – наверное, почти отсутствующими бровями и тонкими губами.
Систина лежала на жёсткой койке и ни о чём не думала.
Она не любила говорить, он не любил говорить.
В этом они друг друга понимали.
Систина щурилась на отблески заката, протянувшиеся по потолку. Казалось, это была кровь.
На плечи ей, казалось, давил какой-то груз.
Она была на пределе.
- Я скоро уйду, - сказала.
Римуто на неё даже не посмотрел.
13.
Даэ разнимал тело клеймор на части.
Сердце – в одну банку, печень – в другую, кишки – на прочистку и в свой отдельный сосуд.
Римуто смотрел на белое как мел лицо.
- Умерла, - сказал с вечным своим оскалом зубов в обожжённой щеке Даэ. – Поняла, что на пределе, а карту послала Пятнадцатой, Кассандре. Та не успела – и она сама себя зарубила.
Римуто пожал плечами – кажется, даже с раздражением.
- Что с препаратом? – спросил.
- Она чувствовала ауру лучше всех. Думаю, эксперимент прошёл удачно, хотя, конечно, в нём ещё много недоработок, - Даэ на него покосился почти с интересом. – И как ты её терпел?
- Всё во имя цели, - отрезал Римуто.
Даэ промолчал, скалясь половиной лица.
@темы: Агата, Кассандра, Рубель, Новогодний разврат, Римуто, Систина, R
-
-
07.01.2014 в 17:06-
-
07.01.2014 в 19:03Между тем, очень интересная карьера клеймор-которой-наплевать: Видит и Видит, делов-то, вот пивка бы попить вместо этой дурацкой водички с препаратами. Очень душевная тетка с очень адекватной для своей профессии психикой; ничего про старшие поколения не знала, но ужасно интересно было читать.
-
-
07.01.2014 в 19:33Очень понравилось. У нас такой классный фэндом )))
-
-
07.01.2014 в 20:10Автор! Я присоединюсь ко мнению, что это охуенно.
Во-первых, мне страшно нравится, как написано. Всякие описания, детальки, желтая кожа ЧЧ, его нездешные песни, гадюка-Организация, ну всё, всё! Ну ты понял.
Во-вторых, это очень прикольно, взять бабу, единожды упоминающуюся в манге, и раскрутить с ней целую историю, причем привязать к ней таких крутых персонажей, как Агата и Кассандра, и да и других не забыть, того же Дафа в Минге.
Ну и в-третьих, спасибо за пасхалочки!
В общем, спасибо. Ну вот вообще.
*не заказчик, если чо*
-
-
07.01.2014 в 21:03-
-
07.01.2014 в 23:30не заказчик
-
-
09.01.2014 в 18:26збазибо! Автор счастлив.
Irgana,
Каждому Чёрному - по шляпе и по бабе!(с)
Вообще меня всегда волновала эта тема клеймор-которой-глубоко-насрать. А то что такое - маньячки есть, командиры есть, эльфы (Илена!) есть, мужики-благородные-воины есть, а похуистов нет!
Kami Shiroi,
главу точно не назову, но та, в которой Даэ притащил в Организацию Лаки и руку Присциллы вместе с ним, и просил назвать ему Первых Номеров, чьи смерти подтверждены.
Медичка Шани,
Не виноватая я, он сам меня помиловал!(с)
Это моя слабость - Номера Первые и их жизни, покрытые мраком.
Я тоже люблю "Некоторые женятся" так. что просто ащ-ащ-ащ.
Гэллиан,
благодарю!
Kregy,
любызайте - я не против)
-
-
09.01.2014 в 18:53Дорогой автор, к твоему тексту у меня ПИЗДЕЦ, извини за слово, двойственные чувства, как никада.
Потому что, с одной стороны, я как бы тоже очень заценил характер бабы, которой глубоко насрать (тм), и всякие пиздатые деталюшки типа, вот цитируя Креги, за пухленькую левшу, Кровавую, мужиков и прочие пасхалки и детальки я готова тебя облобызать, вот эти шняги - они натурально же брульянт в плане создания интересного живого характера из не то что сора - из воздуха практически. Это респект, уважуха и аняня, этим мне текст очень понравился, равно как и размеренным стилем изложения, и довольно-таки годной цельной композицией.
Но, правда, я, наверное, совсем не сентиментальный пробужденный в этом году, но мне все эти перекрестные ссылки на старые наработки нанофэндома - шо серпом по яйцам. Т.е., ну, мне приятно, что кто-то, блин, помнит про город Минг, про который я лично не вспомнил с тех пор, как придумал, но это же ж не канон, ну в самом деле. Мне не жалко, мне даже, повторюсь, приятно - но это же какое-то бесконечное топтание на месте. И, сорре, но некоторые места текста про Оракула и ее драматические отношения с Римуто смотрятся не как отсылка, а как натуральная копипаста из "Бабочки и василиска", ну например:
цитаты
Пойми меня правильно автор, у меня нет цели тыкать тебя во что-то, я просто подкрепляю рассуждения цитатами.
Т.е., ну, это можно воспринимать как реверанс, как идеальное зеркальное отражение сцены, но меня натурально аж перекособочило, потому что, получается, что ничего нового конкретно в эту тему автор не привносит, и ладно бы мужики друг друга троллили втихую этими бабами - так вроде бы ж и нет. И я нимножка не понимаю, зачем это вообще было нужно, тем более, что, натурально, текст и без "любовной" линии был годный и достойный, и в нем такой сочный клевый язык, и дофига деталей, которые неиллюзорно доставляют, и своеобразной новизны, и этот центральный образ бабы, которой натурально не хватает только справки с диагнозом "клинический отвал башки", потому что она настолько ебнутая, что бухнула бы с Дафом. Это все так здорово! И зачем же тут "Бабочка", ну уы(
Т.е., я попробую подвести итог. Все, что авторское - а оно тут почти ВСЁ! - мне категорически понравилось, местами аж вот так
Вот что я хочу сказать. И еще - спасибо за эту работу. Она, безотносительно всех моих претензий, - отменно хороша.
-
-
14.02.2014 в 19:52Имеется в виду - не по талантам, а по тиражам...
Дык "Уставший/дохлый ЙОМА" круче!
Ибо - не избалован...
И..., спасибо за ссыль в мэйле...