Йа пост для художественной угадайки

[Дохлый Йома]

Список подарков:

№ 1 "О бедном актере замолвите слово", мини, джен, трагикомедия, PG-13 - заказчик - Драконка, автор - Kami Shiroi
№ 2 "На север", мини, экшен, пре-канон, PG-15 - заказчик - Kami Shiroi, автор - Драконка
№ 3 "Йома-революшн" - вязаная игрушка, PG-13 - заказчик - для всех, автор - доброволец Nat-al-lee, скажем ей дружное "спасибо"!
№ 4 "Оракул", мини, джен, гет, R - заказчик - Irgana, автор - Шерра...
№ 5 "Магнификат", драббл, перевод, джен, выпавшие сцены, драма, G - заказчик - Шерра..., переводчик - Kregy
№ 6 "Beauty and the Beast", арт, PG-13 - заказчик - Irgana, артер - Шерра...
№ 7 "Олимпийский резерв", треш-комикс, джен, PG-13 - заказчик - Драконка, артер - Медичка Шани
№ 8 "Код "красный"", мини, производственная драма (с) - заказчик - Бальтамос, автор - Гэллиан
№ 9 "Save me from living", мини, дарк, драма, AU, PG-13 - заказчик - Китахара, автор - Медичка Шани
№ 10 "Белый конь", мини, PG-13, повседневность, драма, элементы дарка (с) - заказчик - Гэллиан, автор - Бальтамос
№ 11 "Три клеймор - сколько ног?", миди, AU, драма с катабасисом, клейморский быт (с), джен - заказчик - Медичка Шани, автор - Irgana
№ 12 "Костёр души моей", "Три года на севере", драбблы, джен, гет, R, PG-13 - заказчик - Irgana, автор - Шерра...
№ 13 "Нет человека, есть человек", мини, гет, джен, мистика, психодел, экшен, PG-13 - заказчик - ~Фортунатто~, автор - Илана Тосс
№ 14 "Тепло-Холодно", арт, PG-13, фем - заказчик - Илана Тосс, артер - ~Фортунатто~
№ 15 "Король горы", джен, драма, мини, AU, P-13 - заказчик - Kregy, автор - Китахара
№ 16 "Нигде и никогда", мини, вырезанные сцены, PG-13 - заказчик - для всех, автор - Медичка Шани
Подарок № 17 "Happy three-four firends", драббл, по-настоящему адов треш, PG-13 - заказчик - половинка юзера Дохлый Йома, автор - Irgana

Можно начинать угадывать авторов!

Все, кто запутался-потерялся-устал-засосало-опасным-реалом-не-нашел, теперь знает, где его подарок - и может его найти и заценить.

Спасибо всем большое за праздник, это было круто!

А Илане -

медальку

!

С праздниками и спасибо за игру!

запись создана: 09.01.2014 в 18:36

@темы: Организационное, Новогодний разврат

---

Важный оргпост

[Дохлый Йома]

Дорогие воины!

Йомыч напоминает, что те, кто еще не закончил, могут продолжать присылать работы сегодня: лучше кенийский лыжник, чем никакого)

Второе важное сообщение от Йомыча заключается в том, что работы выкладываются анонимно, вы можете читать и комментировать все, угадывать, вам ли предназначен этот подарок и кто его преподнес. Это отдельная часть фана.

Лет зэ фист бегин!)

Оставшиеся несколько подарков кенийские лыжники подгонят завтра, а Йомыч их выложит в лучшем виде.

Если Йомычи правильно сосчитали ноги клеймор, то уже, вероятно, можно отгадывать, кто что написал, если у кого-то возникли сомнения, лол. Можем даже запилить отдельный постик под это дело, а тому, кто отгадает больше всего бойцов, та половина орга, что в прошлом году рисовала комикс, может запилить в пэйнте медальку за отвагу - ну, чтобы поддержать хорроровый дух феста.

Пользуясь случаем, кстати, Йомыч хочет сказать, что мероприятие внезапно получилось очень взрослое и местами больше напоминало сериал "Мастера ужасов", чем новогоднюю раздачу подарков, и ЭТО ХОРОШО.
Йомыч гордится вами, бойцы! С праздниками еще раз!

запись создана: 07.01.2014 в 16:43

Вопрос: Пост для угадайки мне запили!

1. да!		12	(85.71%)
2. нет!		0	(0%)
3. кнопка для отработки навыка кликания в кнопки		2	(14.29%)
Всего:		14

@темы: Организационное, Новогодний разврат

---

Подарок № 16

[Дохлый Йома]

Название: Нигде и никогда
Автор: Йома из Кении-3, зато с гештальтом
Персонажи: Мирия, Хильда, Галатея, Рубель, несколько ОС
Категория: джен, фемслэш
Размер: мини, 1848 слов
Рейтинг: PG-13
Жанр: вырезанные сцены
Саммари: несколько странных диалогов

– Можно?
– Кто здесь? Мирия, это ты?
– Я, папа.

Она входит, волоча за собой шаль, забирается с ногами на высокий табурет, натягивает ночную рубашку на коленки, зябко ежится – отец бережет дрова, не топит в этой части дома, а зря – вот как он страшно кашляет по ночам...

– Можно, я посижу с тобой? Мне не спится.
– Тетушка будет ворчать, если узнает.
– Так она спит. А мы ей не скажем...

Они приглушенно смеются совсем одинаковым смехом, пока отец не заходится в приступе кашля и не машет на Мирию – делай, что хочешь, только не отвлекай меня. И не буди тетушку.

Мирия ложится грудью на край стола, обтянутого зеленым сукном, попеременно трогает толстую лупу, лезвия для перьев, косится на лежащие перед отцом манускрипты, подтаскивает к себе один за уголок, водит погрызенным ногтем по переплетению линий и строк. Лучина дает очень мало света, а свечи отец тоже в последнее время бережет, и Мирия таращит глаза изо всех сил – чернила на пергаменте сливаются в жирные темные полосы, зато рисунки по краям оживают. Пухлый зефир надувает щеки, корабль взлетает на гребне волны, из воды высовываются сирены и машут руками, козлорыба поднимается на хвост, угрожающе выставляя перед собой рога... Воин склоняет голову перед воткнутым в землю мечом. От рукояти меча расходятся во все стороны лучи – точно дороги на все стороны света, ступай, куда хочешь, конец пути все равно будет там, куда упадет жирная темная тень от воткнутого в камень меча.

Когда Мирия засыпает, подложив под щеку испачканное чернилами предплечье, отец, укоризненно покачивая головой, вытаскивает из-под нее измятый пергамент и осторожно укутывает ее шалью.

***

– Тут-тук. Звали?
Черный человек смотрит исподлобья, вытирает пальцы, испачканные чернилами, о черную тогу. Мирия топчется напротив него, одергивая край слишком тесного ей серого сиротского платьица. Ей обещали дать другую одежду.
– Имя?
– Мирия.
– Возраст?
– Одиннадцать.
– Тебе объяснили, что произошло с твоей тетушкой?

Мирия кивает. Йома убил тетушку, надел ее шкуру, убил ее брата-переписчика и устроил пожар. Потом его самого зарубила невесть откуда возникшая клеймор.
Предельно понятно.

– Еще вопросы есть?
– Можно мне сохранить эту книгу?

Черный человек вынимает из ее рук обугленные листы, внимательно рассматривает и, криво усмехнувшись, прячет их в ящик стола.
– Это не подходящие для маленьких девочек тексты. Иди к своим новым подругам, Мирия.

***

– Смешной у тебя значок. Похож на жучка.
– Скажешь тоже! Это не жук, а руна.
– Ты знаешь руны? И какая же это?

Мирия потягивается, с урчанием прижимается обратно к Хильде. Их руки переплетены, ноги тоже. В окно заглядывает огромная круглая луна, желтая, как головка сыра. В крошечной каменной комнатушке нет почти никакой мебели, только стол с кувшином для умывания и кровать.
Им пятнадцать. Кроме черных ошейников и черных же шейных лент на них обеих сейчас ничего нет. Хильда смеется, когда Мирия запускает пальцы ей в волосы, и зажимает в кулаке конец ленты, вынуждая Мирию наклонить голову еще ближе – к лицу Хильды, к ее жадным губам.
Хильда опытнее. Про Мирию говорят – одареннее.

– Это руны другого мира, – шепчет Мирия в эти недоверчиво изгибающиеся губы. – Того мира, в котором не будет йома, а мы будем видеться чаще. Каждый день. Каждый час. Будем сами выбирать, куда идти и где жить. И никогда не расстанемся.
– Ну ты придумала!
– Тише. Черные оторвут нам головы, если узнает.
– А мы им не скажем!

Хильда смеется в шею Мирии.
Луну затягивают тучи.

***

Холмы, поросшие низкой выгоревшей травой, выглядят бархатными на ощупь и напоминают ей изгибы женского тела, а также то, что она не возвращалась в Штаб уже почти два месяца. С вершины, на которой она стоит, видно море. За спиной неровными острыми зубьями высятся скалы. Ветер – Мирии представляется тот самый щекастый упрямый зефир с древней карты – дует прямо в лицо.
Мирия вытирает клинок от крови пучком морской гвоздики, оборачивается к востоку, щурится. Где-то там, за этими хищными зубцами – Хильда.
Скоро, совсем скоро они снова встретятся. Может быть, даже уже на следующем задании.

***

– Госпожа! Госпожа клеймор! Можно войти?

Мирия выдыхает, садится на кровать, на мгновение закрывает глаза. Ну, вот и все. Натягивает сапоги – у правого оторван носок, пальцы торчат веером. Левый наплечник она тоже где–то потеряла, зато дыра в груди полностью затянулась, как и рана в бедре.
Это плохо. Куратор наверняка заметит, что после пережитого "полупробуждения" она стала сильнее и выносливее. А также злее, дотошнее, упрямей и непослушней. Это опасно.
Все ее раны теперь заживают очень быстро, почти мгновенно.
Все, кроме той, имя которой – Хильда.

– Госпожа клеймор, там вас спрашивает какой–то жуткий мужик, весь в черном. Дозволить ему...
– Дозвольте, – обреченно шепчет Мирия, складывает руки на колене, сплетает пальцы, чтоб не дрожали.
Папа, я обещаю, если все обойдется, я изменю этот мир.

Она ждет своего личного "надсмотрщика", но человек, переступивший порог, ей не знаком.
Глядя, как он насмешливо улыбается, приветственно прикладывая пальцы к полям черной шляпы, Мирия длинно, с облегчением выдыхает, и проваливается в теплое, темное, как чернила, залившие карту, ничто.
Должно быть, ее раны все-таки не очень хорошо зажили.

***

– Можно?
– Конечно. Делай все, что считаешь нужным.
"Чтоб тебя рыбы уволокли на дно, Рубель", – думает Мирия, чувствуя издевку. У нее очень мало времени – архивы Организации не так уж огромны, но большинство пергаментов, попавших ей в руки, зашифрованы, а те, что нет, содержат сведения, которые она и так знает. Но Мирия все равно чувствует себя так, словно перед ней приоткрыли двери в сокровищницу. И снова вот-вот захлопнут: воительницам нельзя приближаться к этим помещениям. Рубель привел ее ненадолго, показал ход, дал черную хламиду, скрывающую фигуру и лицо, но оставаться в хранилище надолго нельзя – поймают.
"Самый опасный человек в Организации", – думает Мирия, приветливо улыбаясь шпиону. Взгляд сам собой опускается на бумаги, которые она держит в руках.
Твои игры опасны и заманчивы, Рубель.

– Я заберу их?
– Нельзя, к сожалению. Но ты можешь запомнить их. Проанализировать. Сделать выводы...
– Издеваетесь, господин шпион?
– Не хочу, чтобы тебя поймали слишком рано.
– Меня или нас?..

Рубель беззвучно смеется и вдруг прикрывает фонарь, который держит в руке, полой плаща. Огонек внутри лампы отклоняется в сторону: видимо, где–то наверху приоткрылась дверь, по ногам тянет воздухом.
"Мы пропали", – думает Мирия, с какой-то даже отчаянной наглостью пряча бумаги за пазуху. Рубель покачивает головой, но молчит.
С маленькой темной лестницы, ведущей в подвал, слышны шаги и бряцанье железа. Дрожит огонек фонаря. Дрожит аура спускающейся к ним воительницы – чистая, сильная, звонкая.
Наверное, надо обладать немалой спесью, чтобы носить эту ауру перед собой, как знамя, спускаясь туда, где находиться строго запрещено.

***

– Что тебе надо?
– Господин Рубель? Господин... Простите, не узнаю.

Мирия морщится, не поворачиваясь к пришедшей: это же надо, столько иронии в голосе. А голос-то какой: низкий, звучный. Она-то отчетливо представляет себе, что та, другая, сейчас видит: закутанную в робу прислужников Организации воительницу и человека в черном, стоящих близко-близко друг к другу в узком проходе между стеллажами.

– Мне просто кое-что показалось.
– Тебе "показалось"?
– Ну да. Простите. Я не хотела отрывать вас с коллегой от ваших... изысканий. Могу я идти?
– Можешь, Галатея, можешь. И впредь не ходи туда, куда тебя не звали.
– Как скажете, господин Рубель, как скажете.

– Это "Глаза" Организации? Значит, она меня точно заметила.
– Ну разумеется.
– Значит, она доложит Главе?

Рубель широко улыбается и пожимает плечами, прежде чем задуть лампу и подтолкнуть Мирию к выходу.

***

Зима в этом месте встречается с летом. Снег, сошедший с гор, покрывающий верхушки сосен, лежит вдоль ровной полосы темно-зеленого мха, окружающей источник. С поверхности воды поднимается пар. Холод и тепло. Зима и лето.
Мирия полощет форму, стоя на четвереньках на краю озерца: чтобы ни делали с воительницами в лабораториях, как бы ни изменяли их тела, они все еще остаются женщинами. Ходить в заскорузлой, колом стоящей от пота, крови и выделений одежде – неприятно и неудобно.
Эту настойчивую, знакомую, откровенную ауру она чувствует еще до того, как рядом с ней падает ком, свернутый из чужой одежды.

– Мою заодно прополощешь?
– Тебе так хочется битвы?

Мирия оборачивается как раз для того, чтобы увидеть, как Галатея идет к ней, отбросив в сторону свой меч, криво воткнувшийся в землю рядом с клинком Мирии. Вся облитая солнцем, с кожей, белой, как снег, одетая в один ли черный ошейник и черную ленту, свисающую между белых грудей с крупными бледно-розовыми сосками. В наклоненном лезвии клеймора отражается искристое зимнее солнце.

– Хочется понять.

***

– Почему я?
– Потому что ты беспокоишь их, – палец Галатеи обводит ключицы Мирии, следует вниз вдоль шва.
Горячая илисто-желтая вода доходит им обеим до подмышек. Над водой поднимается пар.
Мирия кладет ладони на плечи Галатеи – сейчас, когда они обе сидят, это удобно.
Рука Галатеи опускается под воду.
– Они говорят: от тебя исходит какая-то активность. Им это не нравится. Пока они за тобой приглядывают, но рано или поздно терпение закончится. Так что будь осторожна.
Мирия дышит в сторону: поддерживать беседу непросто, но терпения ей не занимать.
– "Приглядывать" поручено тебе?

Их лица медленно сближаются. Галатея смотрит насмешливо и в то же время испытующе.

– Пока нет. Это будет разовым поручением.
– Понятно.

В целом она благодарна. Нужно вести себя тише. Лояльнее. Если еще не слишком поздно.

– Если мне представится шанс отблагодарить тебя, я буду...
– Если это как всегда значит "я готова спасти тебе жизнь", то благодарю покорно.
– А если?..

Мирия переворачивается так, чтобы оказаться сверху. Нависает над Галатеей, мягким движением полу-укладывая ее на берег. Галатея слегка изгибает уголки полных губ, кладет руки на талию Мирии. Закрывает глаза. Ее голова запрокидывается, толстые пряди влажных волос извиваются по зеленому мху, как хвосты невиданного морского зверя.
Мирия думает, что никогда не видела в бестиариях таких странных зверей.
Наверное, они – вымирающий вид.

– Можно мне?..
– Можно.

***

Когда она смотрит вверх из колодца, куда ее приволокли в мокрой липкой рогоже, свернутой, как пирог с начинкой из окровавленного мяса и костей, то видит высоко вверху пустынную луну – желтую, круглую, как головка сыра. Весь остальной мир черен, как чернила гиганского кракена.
Мирия часто смаргивает пот, шевелит обрубками, открывает рот, чтобы подышать.
Луна превращается в лицо Хильды, круглое, милое. Мирия мотает головой, чтобы не уплыть, чтобы не усилить поток силы йома, чтобы не зарастить раньше времени раны.
Лицо Хильды медленно уплывает из поля зрения – словно луна закатывается за край карты. Вместо нее появляется Рубель. С издевательским видом снимает шляпу. Его череп гол и уродлив. Мирия морщится.
Когда она снова открывает глаза, они с Галатеей стоят на вершине холма, их мечи воткнуты рядышком в землю – крест на крест. Перед ними лежит море. На берегу Мирия видит скелеты гигантских рыб. А может быть, сирен и амфибий.
Галатея беззвучно округляет губы. Я же тебе когда-то говорила, читает по ее губам Мирия. Ты поступила неосторожно. Ты странная. Вымирающий вид.
По ее лицу вместо слез текут ручейки крови.
Мирия шагает к ней, задевает плечом мелкие ракушки, облепившие скальные кусты. Ракушки тоненько звенят.

Тени от их мечей ползут прочь с холма, скрещиваясь – и вновь расставаясь.

– Можешь еще немного потерпеть? Можешь? Можешь? Можешь?..

Дети в сиротских одеждах копошатся вокруг в темноте, возятся с ее ранами, греют своими телами. Подпитывают силой йома. Им тесно в колодце и, наверное, страшно.

– Уходите, – с трудом разлепляет губы Мирия. – Вас убьют, если узнают.
– А мы им не скажем.

Они греют ее не хуже старой шали из козьего пуха.
Тень от меча достигает вершиной края карты. Рунные надписи наконец-то обретают свой смысл.
Мирия чувствует, что еще немного – и мир наконец-то начнет менять в ее руках свои очертания, точно старая карта на пожелтевшем пергаменте, плавящаяся на огне свечи.

@темы: ОМП, ОЖП, Мирия, Галатея, Черный Человек, Драма, Новогодний разврат, Хильда, Романс, PG-13

---

Подарок № 15

[Дохлый Йома]

Название: Король горы
Автор: Йома из Кении, но в Шубе-2
Персонажи: Ригальдо, Исли

и мне че-то прямо стыдно

, Присцилла, Клэр, Илена, Тереза, Рифул
Жанр: хренота ну типа AU и изрядная драма
Категория: джен
Размер: мини (~2800)
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: больше никада писал и плакал в общем, все были редкостными мудаками и умерли в различных позах (с)
Предупреждение: логика местами как в каноне, а местами просто как полярная лиса.
Примечание: дорогой заказчик, давай я тебе при случае полы помою?

4.

– Иди, иди сюда, малышка, – похлопав себя по бедру, говорит Исли. – Ко мне.
Девочка резко дергает головой, раздувает ноздри.
– Сюда, Клэр, сюда.
Она выгибает спину и крадется, перебирая по ковру скрюченными пальцами рук. Ноги, согнутые в коленях, пружинят, будто Клэр каждую секунду готова броситься вперед, острый детский задок неловко оттопырен.
Всякий раз, когда Исли подзывает ее, Клэр первые мгновения очевидно опасается.
– Умница. Вот, еще немного, – она приближается вплотную, задирает голову, заглядывает в лицо глупыми, злыми глазами, а потом осторожно трется щекой о ногу Исли. Он улыбается и левой рукой треплет Клэр по волосам. Удивительно, какие у нее мягкие волосы. Девочка фыркает – недоверчиво, обеспокоенно, но слышится в этом звуке и удовольствие приласканного домашнего животного.
Наверняка Исли ужасно сбивает ее с толку: она видит его, слышит, но главного ориентира нет.
Исли прикрывает глаза. Клэр ерзает под его рукой, устраиваясь удобнее. Он «нащупывает» в долине силуэты аур: вот трое «пробужденных», вот капитаны клеймор.
Исли чувствует, как губы растягивает улыбка: а вот на восток движется знакомая красноватая аура, мощная, с неровными, дрожащими краями, выдающая с головой смятение всегда кажущегося бесстрастным хозяина. Исли представляет, как ветер дует Ригальдо в спину, будто хочет поскорее вытолкнуть его за границы владений Владыки Севера.
Исли откидывается на спинку кресла, и Клэр недовольно ворчит, потревоженная.
– Тш-ш, малышка, – говорит Исли невнимательно, – все хорошо.
Он открывает глаза и протягивает к Клэр правую руку, которую до этого прятал за спиной. Девочка тут же принимается возбужденно обнюхивать пальцы, хмурясь и скаля острые мелкие зубы.
– Р-р-р, – недовольно ворчит она, мотая головой. – Р-р-гр-ра!
– Точно, – кивает Исли. – Ты можешь съесть его, малышка. Иди.
Клэр радостно взрыкивает, бодает его головой в колено и, как была – голая, на четвереньках, – почти галопом выбегает за двери.
Исли встает, берет кувшин с водой и тщательно моет руки над тазом.


Ему тоже пора в дорогу.

1.

Присцилла каждую ночь вспоминает все события того дня; она знает: временами память подводит ее, вместо картины вчерашнего боя подсовывая малозначительный эпизод из давнишней деревенской жизни. А бывает наоборот: Присцилла силится вспомнить лица семьи, а на ум приходят отчего-то только рожи – иначе не назовешь – убитых накануне йома.
Присцилла себе не доверяет, словом. Потому каждую ночь, пристроившись спиной к мечу, она повторяет последовательность, чтобы не упустить ни детали:
вот она отправляется в погоню за госпожой Терезой,
вот госпожа Тереза побеждает ее в битве,
вот она в ярости гонится за Номером Один и вступает в новую схватку,
вот она теряет контроль над силой йома, вот просит убить ее, и потом такой голод, такой голод – и вдруг мир темнеет,
а потом госпожи Терезы уже нет рядом, нет девочки, которая была с ней, а поодаль – развороченные трупы Софи и Ноэль, (везде кровь, лоскуты кожи, настоящее месиво) и на земле валяется белая, бескровная рука – все, что осталось от госпожи Илены,
и в груди – зияющая дыра: Присцилла прибита к земле собственным клеймором.
Никто не знает, каких сил ей стоило тогда не «пробудиться».
Присцилла меняет позу, чуть выпрямляется. Госпожа Тереза все еще где-то бродит, дрянь – иначе не назовешь – сумасшедшая тварь, чудовище. Убила людей, убила всех соратников из карательного отряда – и наверняка думала, что убила Присциллу, только ее так просто не уничтожишь. И она отомстит за госпожу Илену, за Софи, за Ноэль. Ей никогда не забыть того, что там было.
Присцилла опускает голову, плотно сжимает губы. Ей не забыть – но на самом деле она помнит немного.
Десять лет она собирает сведения, подхватывает самые тонкие, оборванные ниточки, пытаясь сплести из них единый узор. Она ищет Терезу по всему Острову, слухи доносятся отовсюду, но никогда не приводят к цели. Бывшая Номер Один не так глупа, чтобы разгуливать где попало в форменной робе и с мечом. Ее не так-то просто выследить. Даже если Тереза «пробудилась», она наверняка где-то прячется.
(Но это не так, возражает Присцилла сама себе, бывшая Номер Один именно настолько глупа. Ей не достало ума скрыть следы своего преступления, спрятаться, осесть где-нибудь. В тот первый раз ее было очень легко найти. Если у Присциллы не получается целых десять лет, стоит предположить, что Номер Один мертва. И, конечно, Организация уже давно бы знала о новом Порождении Бездны.)
Беда в том, что Присцилла любит вспоминать – но не любит к себе прислушиваться.


– От тебя разит «пробуждением», – сказала однажды Офелия, Номер четыре, – от тебя воняет «пробуждением», Бездна, – так доверительно, словно они лучшие подружки. Высунула язык, как будто собиралась облизнуть застывшей от такой наглости Присцилле кончик носа, и с хохотом отпрянула.
Присцилла проигнорировала ее с самым холодным равнодушием. Ей, Номеру Один, не пристало отвечать на такие глупости – но та эскапада Офелии подарила Присцилле настоящее озарение.
Она ищет, думает, сопоставляет – и однажды выходит на логово.
Кому знать о Терезе, если не другому Порождению Бездны?


– Как интересно! – радостно хлопает в ладоши Рифул, когда Присцилла раз за разом уклоняется от железных лент ее волос.
Только вот Присцилле кажется, что в голосе Порождения – зарождающееся сомнение, слабая тревога. Полуживой бывший Номер Три мужского поколения, Даф, болтается у Рифул за спиной, безвольно обвисший в сети ее отростков. – Если сможешь меня задеть, так и быть, дам тебе одну подсказку!
Присцилла сосредоточенно сжимает меч. Ей мало одной подсказки – нужно узнать все.
– Прошу прощения, – говорит она, готовясь к прыжку, – но мне придется вас убить.


Перед смертью Рифул плачет, горько и зло. Ее человеческое тело становится совсем крохотным, когда от него остается только верхняя половина.
– Исли! Исли убил ее, Владыка Севера! Она вторглась в его владения, был бой, и он убил ее! Этой дуре нужно было «пробудиться», тогда бы она его одолела!
– Вы все врете, – говорит Присцилла сквозь сжатые зубы. – Врешь, тварь.
Предсмертный хрип Хозяйки Запада звучит довольно жалко.
Тереза не могла умереть так легко. Наверняка она в сговоре с этим Исли. «Пробудилась» и сидит на Севере, распускает слухи о своей смерти.
Присцилла слышала, что Организация давно уже стягивает к Пиете силы для зачистки распоясавшихся «пробужденных». Она не получала прямого приказа, но кто она такая, чтобы не помочь соратникам?
На Севере им не обойтись без Номера Один, так она говорит себе, ей нельзя бросать своих, вот в чем дело.

5.

С обрыва видно, как исчезает на горизонте черная точка, движущаяся неровными скачками, – вышедшая на охоту Клэр.
Девочка ни капли не изменилась за эти годы – видимо, плоть «пробужденных» в этом смысле делает с телом человека то же, что и плоть йома. Клэр никогда не постареет. Никогда не вырастет.
Исли немного жаль, что так получилось. Когда он убил Терезу и забрал девчонку к себе, ему – проклятье, стоит наконец-то в этом признаться – было одиноко. Может быть, ему не хватало зверушки – менее строптивой, чем Ригальдо. Может быть, это было старческое помутнение рассудка.
Может быть, ему захотелось завести семью.


Полубезумная Клэр жалась к Исли, трясясь от ужаса и что-то невнятно бормоча: видимо, не могла соотнести огромное чудовище, застилающее небо, с улыбчивым мужчиной, который взял ее на руки и понес куда-то через снегопад.
– Съешь ее, – пробурчал тогда в спину Ригальдо. – Ей же будет лучше. Или, хочешь, я съем.
– Я тебя не спрашивал, – благожелательно напомнил Исли, не повернув головы. – Если хочешь, можешь закусить госпожой Терезой. Может, в тебя войдет немного ее силы, Номер Два.


Итак, он не помнит, зачем конкретно сделал это с Клэр. Но, в конце концов, кто смог бы потребовать у него отчета о причинах?
Создание, получившееся в результате внедрения в человека плоти «пробужденного», оказалось тупым, злобным и неожиданно преданным. Исли подозревал, что Клэр принимает его за часть себя самой, потому что не чувствует его запаха, как не чувствует своего собственного. Они, в конце концов, одна плоть – почти семья.
Клэр было все равно, что есть: животное, человека, йома. Она пожирала, зажмурившись и чавкая, и смотреть на это было так гадко – не оторваться. По запаху она могла взять любой след, а в силе и скорости – посоперничать с «пробужденным» из первой десятки. Не так уж много, но и не мало.

В конце концов, Ригальдо сам так решил. Пусть попытает удачу.


В Пиете пять ярких огней – ауры капитанов. Ни одного достойного противника, стоит только превратиться – и всех их сметет подчистую.
Но с Запада движется огромная аура, принадлежащая не иначе как Первому Номеру. Это прекрасно – то, ради чего стоило идти в бой самому.
Проклятье, годы, проведенные бок о бок, заставляют его думать, как Ригальдо.
Исли мысленно желает малышке Клэр приятного аппетита и прыгает с обрыва навстречу новой гостье.

6.

– Ты, – резко выдыхает Присцилла, поставив ногу на горло поверженному Владыке Севера. – Где Тереза?
Исли выплевывает сгусток чернично-фиолетовой крови, как будто хрипло смеется.
– Что? – рычит Присцилла. – Что еще?
– Так ты та… самая Номер Два, – с усилием выговаривает Исли и снова выплевывает немного крови. – Та самая, которая… убила всех своих?
– Лжешь! – Присцилла почти отступает, но вместо этого только крепче прижимает Владыку Севера к мерзлой земле. – Лжешь, Порождение!
– Посмотри, – криво улыбается Исли. – Посмотри внимательно.
И тогда Присцилла понимает. У нее отчего-то голые ноги – голые, босые, покрытые странными светло-оранжевыми наростами, похожими на роговые пластины. Она вытягивает вперед правую руку – такую же пластинчатую, неестественного цвета.
На пальцах – когти.
– Не может быть! – воет Присцилла. Она в ужасе прижимает руки к лицу, замирает, ощупывает неверяще.
На лбу у нее рог. И, кажется, такое с ней уже…

0.

Она только слышит голоса – смутно, как с дна озера. Даже поднять веки нет сил.
– Тереза, – похоже, это Илена поддерживает искореженное трансформацией тело Присциллы. – Мы обе знаем, что ты это можешь. Синхронизируйся с ней, верни ее. Ты чувствуешь ее ауру? Нам не нужна тварь уровня Порождения.
Судя по движению потоков ее силы йома, Тереза приращивает левую кисть. Вообще-то читать потоки очень трудно: вокруг неспокойно колышется чья-то серебристая сила – как море, готовое в любой момент разразиться бурей.
За камнем шебуршится девчонка, наверное, хочет помочь, но на нее шикают: «Нет, Клэр! Стой там!» – и она остается на месте.
– Мы можем просто ее убить, – наконец говорит Тереза. – Считай, что она прислала мне Черную Карту.
Рука Илены под спиной Присциллы напряжена до предела.
– Если бы я не успела ее вырубить, ты бы уже лишилась головы, – с нажимом говорит Номер Три.
– Зачем мне оставлять врага в тылу? Она не успокоится.
– Ну же, Тереза. У нас мало времени. Помоги ей вернуться, и тогда уходи, я скажу, что ты погибла. Только дай ей умереть человеком.
Тереза молчит, а когда начинает говорить, в ее голосе ехидство.
– Вот как, Илена? Какое милосердие.
– Она убила Софи и Ноэль, – кажется, Илена пожимает плечами.
Нет, хочет закричать Присцилла, нет, нет, нет! – но не может пошевелиться.
Нити йоки Терезы опутывают ее, и тогда Присцилла понимает, что море могущества вокруг – ее собственная аура. У нее не нет сил – силы слишком много, она давит, как толща воды.
Тереза успокаивает, колышет, словно младенца в колыбели, пеленает по рукам и ногам. Присцилла чувствует, как срастаются разъехавшиеся края острозубой пасти, как втягиваются когти и «сдуваются» мышцы на руках и ногах.
Нет, хочет закричать она, так нельзя, нельзя вернуть меня, а потом убить, но проваливается в беспамятство.

2.

– Разведчики доложили, что Рифул мертва, – Ригальдо не любит начинать издалека, тем более, когда новости – такие.
Исли широко распахивает глаза, потом прищуривается, потом медленно сжимает и разжимает пальцы. Ригальдо давно – вероятно, никогда – не видел его таким взволнованным.
– Мы можем выдвигаться. Путь к завоеванию Острова теперь чище, чем когда-либо, – наконец произносит Номер Один и рассеянно хлопает себя по бедру. Клэр урчит и трется о его ногу слюнявой мордой. Ригальдо чуть отворачивается от этого зрелища, но больше ничем не выдает своих чувств. Он видел много отвратительного, но Клэр превзошла всё.
– Нынешняя Номер Один убила ее, – говорит Ригальдо. – Подумай, что она может здесь натворить. И есть еще Люсиэлла. И Организация, конечно. Ты безгранично веришь в свои силы, Владыка Севера?
– А ты потерял веру, Львиный Король?
– Не называй меня так.
Исли задумчиво треплет Клэр по волосам.
– До своего обращения Клэр кое-что успела рассказать мне о нынешней Номер Один, – сообщает он. – Если я все рассчитал верно, если заставить ее «пробудиться»…
На Ригальдо вдруг накатывает чувство, словно Исли, которого он знал и ненавидел столько веков, исчез куда-то, когда появилась эта маленькая тварь. Как будто это было последней каплей, переполнившей чашу причиненных им страданий, и больше ничего знакомого – чести, принципов, насмешливой мудрости, которая так бесила Ригальдо, воинской доблести, отваги и своеобразного благородства – в Исли не осталось, только пустая красивая оболочка, жаждущая крови.
– Если я тебе не нужен… – начинает Ригальдо холодно.
– Иди, – перебивает Исли, аккуратно вытирая слюну Клэр платком. – Я тебя не держу.

6/0.1

Когда Присцилла открывает глаза, невесть как освободившийся Исли стоит напротив. Он полностью обнажен, но это совершенно не волнует Присциллу – как и то, что она может до мелочей рассмотреть, как медленно отрастает его правая рука.
Белая, бескровная, как…
– Мне кажется, ты вспомнила что-то интересное, – в его голосе Присцилле слышится тщательно скрытая насмешка.
Да, думает Присцилла, да. Госпожа Илена так и не смогла решить, чего в ней больше – благородства или гордыни. В Организации говорили, это вечная беда Вторых Номеров. Избавиться и от Терезы, и от Присциллы – и мгновенно взлететь на самую вершину. Но нельзя же убивать бессознательного противника.
– Ей не стоило заставлять меня очнуться, – говорит она вслух.
Исли кивает, будто хоть что-то понял. Он чем-то раздражает Присциллу. Может быть, этой слабой улыбкой, которая появляется на его лице, когда он смотрит на нее, будто не он только что валялся в кровавом месиве, потерпевший безоговорочное поражение.
Присцилла перебирает в памяти события того дня:
вот она открывает глаза и видит занесенный над ней меч Илены,
вот она уже у Илены за спиной, а из обрубка Илениного плеча хлещет кровь,
вот Илена лежит на земле рядом с трупом Ноэль, а Присцилла все рубит и рубит, пока от Номера Три (не Два, не Один, вообще больше ничего!) не остается кровавое крошево.
Все эти годы Присцилла подозревала, что Илена не умерла, а сбежала: не могла же от воительницы и правда остаться только рука?
Оказывается, и такое бывает.
Исли отвлекает ее от размышлений, внезапно встав на одно колено.
Присцилла смеется – хохочет, пока не чувствует голод. Тогда она думает, что в Пиете полно клеймор – и все, должно быть, ничуть не хуже на вкус, чем госпожа Тереза. В сущности, все они – как Тереза и Илена, мерзкие предательницы, одной плоти и крови мразь: лишь бы убить, забраться повыше, удовлетворить свою гордыню!
За спиной у Присциллы – крылья.
Оказывается, и такое бывает. Ну как тут удержишься от смеха? От кого-то остается только рука, а кому-то – крылья.
– Идем, – бросает она Исли. – Ты покажешь мне, где Тереза.
И Исли почему-то снова улыбается.

3.

– Я говорил, что те трое были непригодны для разведки. Слишком нетерпеливы, – Ригальдо глядит на лес, за которым прячется Пиета, издали тускло светящаяся аурами воительниц – один, два, три, четыре, пять ярких огней и еще десяток едва тлеющих головешек.
Те трое ни на что не годились, раз такие слабые бабы смогли нанести им поражение, и значит, в расход их пусть было вовсе не жалко.
– Разве ты – не первый из тех, кто не умеет сдерживать свою ярость, Среброглазый Львиный Король? – любезно спрашивает Исли, и ветер задирает полу его плаща, и в длинной гриве путаются снежинки. Они падают Исли на непокрытую белую голову, снег опускается на волосы – и не тает, будто на покойнике.
Ригальдо хочет попросить его больше не произносить это прозвище, но вдруг передумывает – какая, собственно говоря, разница? Бесполезное сотрясание воздуха, заученный диалог, дежурный, как беседа супружеской пары за воскресным обедом: «Не называй меня Среброглазым Королем, пожалуйста». – «Да, конечно, передай мне соус».
– В Пиете не останется ни души, – коротко обещает Ригальдо.
Исли вскидывает брови, будто услышал несусветную глупость, и тогда Ригальдо чувствует себя таким древним, словно все прожитые годы решили предъявить ему счет.
Не имеет значения, что он сделает или не сделает – всегда будет одно и то же: насмешливо изогнутые брови и уголки губ, прямая белая спина в десяти шагах впереди, металлический голос, звучащий с такой высоты, что глупо даже задирать голову в поисках источника.
И пустить его в расход всегда будет вовсе не жалко.
«Да пошел ты на хер, Владыка Севера, – думает Ригальдо – и чувствует неописуемое, почти невыносимое облегчение. – Пошел ты уже на хер, в самом деле».
– Ни души, – повторяет он вслух, хотя задумчивый взгляд Исли уже обращен куда-то за горизонт. Ригальдо готов рассмеяться этому возвышенному виду. – Ни крысы, ни насекомого.
И тут Исли дружески хлопает его по плечу.


На перевале он чувствует сразу две вещи: в долине схлестываются две огромные, могучие ауры – и та, что больше, принадлежит не Исли.
И вторая вещь – за ним что-то гонится - громкий хруст снега под ногами.
Что-то, от чего не исходит сила йома, но если бы исходила - она была бы как у Исли.
Она выскакивает из-за дерева, скалясь и рыча, слюна капает из ее клыкастой пасти, и Ригальдо отчетливо все понимает.
Он видел, как Исли тренирует Клэр находить жертву по запаху. Тогда это были звери или йома, но разве нельзя так же поступить с запахом «пробужденного»?
Когда малышка одна, она не представляет для «пробужденного» большой угрозы, но может основательно измотать: у нее потрясающая регенерация.
А что если малышек Клэр будет пять, десять, двенадцать? Люди – дешевый товар, а плоть Исли быстро отрастает на костях. Он может сделать сколько угодно таких тварей. И тогда они сожрут даже Порождение Бездны.
И словно в ответ на его мысли из-за ближайших сосен выходят все новые и новые чудовища – голые, страшные, издающие низкие, угрожающие звуки. У них тоже нет силы йома, но Ригальдо чудится гнилая аура Самого Первого Первого Номера.
Ригальдо рычит в ответ и превращается.


И одновременно с этим аура, которую он чувствует около Пиеты, – та, что больше его собственной, больше Исли, может быть, больше самого городка, – начинает меняться, знаменуя «пробуждение».

@темы: Клэр, Тереза, Илена, Исли, Ригальдо, Рифул, Присцилла, Новогодний разврат

---

Подарок № 14

[Дохлый Йома]

Название: Тепло-Холодно
Автор: Йома с Лыжной Палкой-1
Персонажи: Денев/Хелен
Жанр: рождественская открытка
Категория: джен фемслеш
Рейтинг: PG-13

смотреть!

@темы: Хелен, Денев, Новогодний разврат, Романс, PG-13

---

Подарок № 13

[Дохлый Йома]

Название: Нет человека, есть человек
Автор: Йома-слоупок
Персонажи: Сид/Кларисса, Галатея,

спойлер!

Исли, Рифул, Тереза, Люсиэлла
Жанр: флафф КАКОЙ-ТО НЕ ТАКОЙ, экшн, мистика/психодел
Категория: гет, джен
Размер: мини (~2500 слов)
Рейтинг: PG-13
Саммари: В каждом мире должен быть свой Орфей, ну, и Эвридика ему по заслугам.
Примечание: частичный ретеллинг понятно чего и непонятно чего. Автор настаивает, что ничего не употребляет и не пропагандирует ©

Раньше Сид понимал фразу «костей не соберешь» только теоретически. Ну, то есть, всякое бывало в святом городе Рабоне и его окрестностях, но как бы ни распоясывались йома, от их жертв всегда что-нибудь, да оставалось — оружие, шлем, кошелек, палец…

А тут — только и полетели клочки по закоулочкам, да и те растаяли без следа.

И после этого будто что-то сдвинулось с места, будто качнулись гигантские невидимые весы, и события закрутились, помчались снежной лавиной, а потом рассыпались сверкающей крошкой.

Сид не пойми как выжил, угодив в зазор между двумя рухнувшими домами. И, выкарабкавшись наружу, он шел по притихшей Рабоне и одновременно будто плыл где-то высоко в небе над ней, собирая взглядом кусочки этой сверкающей мозаики и складывая их воедино.

Вот Миата с тихим и непривычно спокойным — взрослым — взглядом занесла клеймор, заслонив собой стражников, готовая защищать их до последней капли крови. Сестра Латея в обрывках рясы спрыгнула со стены, и лицо ее было строгим и прекрасным, как у Ангела Возмездия. Клэр с незнакомой мягкой улыбкой на губах отсекла Присцилле уродливые руки, сжимающие клеймор, а мгновением позже снесла однорогую голову. Галк упал на колени у полуразрушенного собора и, невидяще глядя в небо, беззвучно зашептал молитву, и дождь на его лице перемешался с кровью…

Из последних сил Сид взобрался на чудом уцелевшую колокольню и дернул за язык колокола. Сочный медный звон растекся над развалинами Рабоны, над слякотью, в которой распростерлось чудовищное тело с гигантскими крыльями, над лысыми склонами холмов, над всеми выжившими в этом месиве.

Сид так и остался на открытой площадке с колоколом, усевшись на пол под стену. Не хотелось никуда идти — да и кто бы его хватился. Ветер, пронизывающий площадку, бросал в лицо мелкую мерзкую морось, и она как нельзя лучше отвечала его настроению. Холодная стена заботливо подпихнула ему под спину несколько камней поострее.

Там его и нашел Галк.

— Так и будешь сидеть?

— Уже иду.

Лязгнули доспехи, скрипнули кожаные ремешки, и Галк опустился рядом с Сидом. Помолчали.

Сид тряхнул головой. Отчего-то это безмолвная сочувственная поддержка от Галка бесила сильнее всего. Будто черту подвели: Кларисса, воительница номер Сорок Семь окончательно и бесповоротно мертва. Сочувствующие могут пройти вслед за гробом для прощания… А, черт, у нее же и гроба-то не будет, не меч же ее здоровенный хоронить.

— Вот уж хрен! — он вскочил, стиснув кулаки. Пальцы гнулись с трудом, почти как у окоченевшего трупа.

— Ты чего? — Галк, кряхтя, тоже поднялся.

— Нихера она не померла, вот что я думаю. Бред это все.

Галк осторожно переступил с ноги на ногу и внимательно оглядел Сида, будто примериваясь, куда сподручнее будет ударить, чтоб наверняка.

— Успокойся, я не спятил. Галк, ты сам подумай, никто не исчезает просто так, — тот неуверенно кивнул. — Должно было что-то остаться, какой-нибудь завалящий след.

— Правильно, — раздалось с лестницы. Сестра Латея стояла в дверном проеме — простоволосая, без перчаток и с мечом в руке. Сид невольно поежился: от безобидной монахини в ней осталось только одеяние, и то грозило вот-вот свалиться на пол ворохом лохмотьев. Сид с Галком одновременно сорвали суконные плащи и протянули сестре Латее. Та улыбнулась и протянула Сиду свободную руку.

— Кто-нибудь проводит меня вниз?

Галк мрачно посмотрел им вслед.

— Сестра Латея, могу я спросить? — набрался Сид храбрости, аккуратно шагая по винтовой лестнице. В ладони он галантно сжимал твердые прохладные пальцы сестры. — Вы знаете, где Кларисса?

— На том свете, разумеется, — кажется, сестра Латея пожала плечами. «Тот свет» в ее устах прозвучал так же обыденно, как «Пиета», «Муха» или «вон тот трактир».

Это заставило Сида продолжить:

— А можно оттуда вернуться?

Она остановилась. Факелы, конечно же, не горели, но с верхнего пролета сквозь узкую бойницу пробивался луч света, в нем плясала мелкая дождевая пыль. По полу сквозило так, что холод просачивался даже через толстую подошву сапог. Сестра Латея молчала и — это Сид чувствовал особенно остро — пристально всматривалась в его лицо слепыми глазами.

— Идем, — она обогнула Сида и, покрепче сжав его ладонь, заспешила вниз.

Они быстрым шагом пересекли анфиладу усыпальниц и вошли в крестильный зал. Вдоль стен все так же торжественно стояли каменные саркофаги, а лившийся сквозь мозаичные окна разноцветный свет придавал огромному залу вид мрачный и торжественный. Взойдя по ступеням к купели, сестра Латея остановилась. А когда повернулась к Сиду, в руках у нее был клеймор со знакомым клеймом в виде перевернутой куриной лапки.

— Если бы Кларисса умерла не здесь, не в Рабоне, надежды бы не было. Но город крепко держит своих жителей, и ты можешь попробовать ее вернуть. Но твоя вера должна быть сильна. И у тебя будет только одна попытка.

Из-за стен донесся многоголосый смех: выжившие праздновали. Сид сглотнул. Что мешало ему сейчас присоединиться к ним? Забыть все, что было, и не думать о том, что могло бы быть. Эх, Кларисса-Кларисса, что ж ты заколдовала только Миату, а про одного глупого стражника забыла?..

— А если у меня не получится?

— Умрешь, — ровно сказала сестра Латея. Клеймор на ее раскрытых ладонях едва заметно дрожал.

— Валяйте. Чего уж там.

Сестра улыбнулась — тихо и очень грустно. А потом без замаха вонзила меч Клариссы ему в грудь.

Оседая на каменные плиты, Сид слышал: «Я открыла дверь, но пройти ты должен сам. Найди короля мертвых, возвращайся и приведи ее».

А потом стало темно и пусто.

Когда он открыл глаза, клеймор из груди никуда не пропал, но мешал не больше, чем сережка в ухе. Зато пропала сестра Латея. Через прореху в разрушенной крыше было видно мрачное беззвездное небо. Оттуда в зал сыпался снег, тут же оседающий мелкими брызгами на коже.

Сид осторожно поднялся. Руки-ноги слушались, клеймор сидел крепко — не вытащить. Огляделся: разрушений в зале как будто прибавилось, все до единого саркофаги стояли разломанными. И вообще, казалось, что это уже и не рабонский собор вовсе. А главное — не было слышно ни звука.

Сид пошел к выходу. Стук подбитых железом сапог гулко разносился по огромным залам и коридорам, и Сид готов был голову прозакладывать, что он тут — единственный нарушитель спокойствия.

Незнакомец вышел из тени ему навстречу совершенно беззвучно. Молочно-белые волосы занавешивали лицо, из-под них на миг сверкнули серебром глаза. Длинный тяжелый меч — не клеймор, нет, всего лишь добротный бастард — уперся Сиду кончиком под кадык.

— Я не звал гостей, — коротко и недобро усмехнулся незнакомец. — Даже с такими забавными украшениями.

— Я ищу короля мертвых, — шевельнул Сид губами, буквально чувствуя, как стальное острие распарывает кожу, прорезает плоть и вонзается в позвоночник.

— Не все, что ты чувствуешь, реально, — из другой тени выступила юная девушка, длинные черные волосы шелковыми лентами спускались на грудь, едва прикрытую ветхим платьем. — Можно даже сказать, что все это нереально, потому что на самом деле ты ничего не чувствуешь.

— Я мертв, да?

— Поразительная наблюдательность для человека с огромным мечом в груди, — усмехнулась девушка. — Ладно, хорош выпендриваться, отпусти его.

— Как пожелаете, принцесса, — беловолосый незнакомец усмехнулся и вложил бастард в ножны. Мельком Сид удивился его силе: такой бы и клеймор, пожалуй, в одной руке удержал. Вместе с его обладательницей.

Сид повернулся к девушке и попробовал поклониться ей как можно вежливее. Клеймор дрогнул, но остался в груди.

— Принцесса…

Та вздернула вверх одну бровь и покосилась на него. Откуда-то издалека донесся разъяренный визг, похоже, что женский, и у Сида по спине поползли нежданные мурашки.

— Мне нужно найти короля мертвых, — он призвал на помощь все свое воспитание, которое отец Винсент неустанно, хоть и без особого успеха, вколачивал в него на каждой исповеди. — Не могли бы вы мне помочь? Э-э-э, пожалуйста?

— Так вот же он, — принцесса пожала плечами и махнула рукой Сиду за спину. Он оглянулся: давешний незнакомец исчез как не бывало, тени безмолвствовали. — А, уже ушел. Ну конечно, Красная королева опять негодует. — На непонимающий взгляд Сида она раздраженно пояснила: — У каждого короля есть королева. Но Исли со своей немного… Ну, скажем так, не повезло. Вообще-то, королев две, есть еще Белая. И все трое друг друга терпеть не могут. Ладно, забудь. А ты ведь был человеком?

— Я — человек. Был и буду.

— Странно, что тебя убила клеймор. На острове все настолько плохо, что они свихнулись? Ну, я про мир живых.

— Нет! Ну, то есть, дело там херово, но не в этом дело… — начал Сид и тут же неумолимо запутался. Принцесса слушала его со скептическим интересом. — Мне тут нужно найти одну девушку. Клеймор. Рыжую. Она должна жить.

— Все умирают навсегда, ты не знал? — холодно спросила принцесса.

— Но не в Рабоне, — наугад брякнул Сид и, кажется, попал в яблочко. Принцесса надолго замолчала, а потом посмотрела на него иначе, теплее и уже с искренним интересом.

— Тот, кто отправил тебя сюда, очень умен, — наконец сказала она. — Иди к королю. Все время прямо, и никуда не сворачивай. Может быть, тебе и удастся вернуть свою рыжую клеймор, — она кривовато улыбнулась Сиду и отступила в тень, мгновенно в ней растворившись. Сид понял — почувствовал, — что снова остался один.

— Значит, вперед? Отлично, — хмыкнул он и зашагал к огромным двустворчатым дверям.

Он вышел под ночное небо и невольно поежился. Вокруг лежали развалины огромного города, чем-то неуловимо похожего на Рабону, но другого. Более древнего и чужого. Чье-то присутствие ощущалось физически, будто тысячи глаз смотрели на Сида неотрывно и настороженно. Он встряхнулся и пошел вперед.

Под ногами что-то хрустело: то ли снег, то ли галька, то ли чьи-то дробленые кости — он предпочел не выяснять. Кто-то шел за ним, рядом с ним, позади него. Сид не останавливался, и незримые спутники прятались от его взгляда, то ли боясь нападать, то ли развлекаясь с ним, как коты с мышью.

— Си-и-ид! — тихо прошелестело сбоку за деревьями. Сид замер. Голос Клариссы он мог узнать где угодно. — Си-и-ид, иди ко мне!..

Он повернулся и сделал шаг в сторону. Клеймор в груди мгновенно отозвался резкой болью — да что там болью, Сида тут же будто кипятком изнутри окатило. И думать тут же стало легче.

Вперед. Только вперед.

Несколько раз еще он видел по сторонам от себя смутную фигурку, рыжий промельк волос, слышал негромкий смех. Очень хотелось рвануться, нагнать, схватить в охапку и как-нибудь утащить домой. Но меч, которым проткнула его сестра Латея, всякий раз не давал это сделать. Сид твердо решил, если — когда, конечно же, только когда — выберется из всего этого, собственными руками отстроит сестре лучший дом во всей Рабоне. И вообще до конца жизни благодарить станет… если будет она у него, эта жизнь.

К королю он вышел неожиданно. Просто топал себе и топал вперед, держась за рукоять клеймора — так оказалось легче и идти, и не откликаться на мороки, и вообще помнить, кто он и куда и зачем вообще идет, — и, перевалив за очередную гору, увидел среди скал три трона. По правую руку того незнакомца из собора сидела Белая королева — пшеничные волосы, серебряные глаза, на розовых губах играет едва заметная мягкая улыбка. А по левую — видимо, Красная: огненное платье, рыжие волосы, желтые глаза смотрят гневно и яростно. Подчиняясь инстинктам, Сид опустился перед ними на одно колено. Клеймор уткнулся навершием в землю.

— Давно не виделись, молодой человек, — король усмехнулся.

— Ваши величества, — начал Сид, но король его перебил:

— К демонам этикет, надоело. Давай сразу говори, чего хотел, без предисловий.

— Я ищу девушку, клеймор.

— Их здесь много.

Повинуясь щелчку пальцев, из теней выступили десятки — нет, сотни! — беловолосых среброглазых воительниц.

— Мне нужна только одна, рыжая. Она погибла слишком рано. И лучше тебе сразу отпустить ее со мной, король, иначе…

— Иначе — что? — неуловимо-мягким движением король стек с трона и очутился перед Сидом. Серебряные глаза сверкнули, на их дне медленно разгоралось желто-золотое пламя. Он взялся за рукоять клеймора и без труда поднял его вместе с Сидом. — Иначе — что? — повторил он.

Сид промолчал. Отвратительно было чувствовать себя букашкой на булавке. Король брезгливо отбросил от себя и булавку, и букашку.

— К сожалению, ее смерть была необходима, — Белая королева грустно улыбнулась и вдруг до дрожи напомнила Сиду сестру Латею.

— Полюбуйся, что было бы, если бы она осталась жива, — фыркнула Красная и махнула рукой. Сид оглянулся. На месте горы, которую он совсем недавно перешел, расстилались холмы, среди которых стояла Рабона. Сид пригляделся: на ее развалинах металась Миата — в пробужденном облике. Обезумев, она крушила дом за домом, не успокоившись и тогда, когда развалила все их до единого.

— Допустим, Номер Сорок Семь не умерла, а потеряла сознание. В таком случае бывшая Номер Три не удержала бы сознание Миаты в одиночку. Посреди Рабоны оказались сразу две Пробудившиеся. Миата одолела Европу, а потом сожрала всех, кто был в городе, забрав себе их силы, — из-за тронов вышла давешняя черноволосая принцесса. Тихо и размеренно, будто читая со страницы, она продолжила: — Допустим, Порождениям Бездны и Призракам удалось ранить Присциллу, немного ослабив ее, но все они после этого погибли. Тогда Присцилла и Миата должны сейчас встретиться. Но исход этой схватки неизвестен даже нам.

Сид смотрел и не видел. Глаза заливал то ли снег, то ли слезы. Получается, выживи Кларисса — долго это все равно бы не продлилось? Не может быть… Должен найтись еще какой-нибудь вариант, в конце концов!

Подавшись вперед, Сид потерял равновесие и с размаху ткнулся в камни рукоятью клеймора. Внутренности засаднило, когда он насадился на клинок еще глубже.

— Я не верю в это, — упрямо заявил он, кое-как поднявшись. Царственная семья воззрилась на него одинаково желтыми глазами. — Так не могло быть.

— Но так будет, если ты заберешь свою рыжую, — мягко возразила Белая королева.

— Если только… — король замолк на полуслове.

— Если?

— Да, милый, расскажи-ка? — Красная королева повернулась к нему и хищно оскалилась. — Что, тебя опять потянуло на людей?

Король дернул краем рта и неуловимо переменился в лице. Желтое свечение понемногу пропало из его глаз. Сид затаил дыхание. Казалось — сейчас все же случится что-то важное, что-то, ради чего он вообще оказался в этом аду.

— Хорошо. Будем считать, ты меня убедил, человечек. Я верну тебе твою рыжую девушку — в обмен вот на это. — Он снова взялся за торчащую из Сида рукоять клеймора. — Но ее забудут. Все, не только Миата. И сама она тоже.

— И я? — Сид похолодел.

— Ну я же не чудовище. Ты будешь помнить. Но никогда ей об этом не расскажешь. Таково условие ее возвращения, — строго сказал король.

— Чтобы жила смертная женщина Кларисса, воительница номер Сорок Семь должна умереть. Мы присмотрим за ее могилой, — величественно сказала принцесса.

Белая королева одобрительно улыбнулась, а Сид подумал, что король так решил назло Красной. А еще подумал, что сестра Латея, наверное, не ждала, что он вернется, и скорее всего, это должно было быть просто гуманной смертью. И — что надо будет что-то придумать, когда Кларисса окажется в Рабоне, и может быть, у них получится начать все с чистого листа. И еще, конечно — про Рабону, которая и в самом деле неохотно отпускает своих жителей.

— Согласен, — выпалил он, пока не успел подумать о чем-нибудь еще.

Король ухмыльнулся — сверкнули острые зубы — и вырвал клеймор из его груди.

А потом сквозь адскую боль вернулись звуки — обычные звуки, которых Сиду так не хватало на том свете. Боль усилилась, когда кто-то уперся кулаком ему в грудь.

— Кто ты такой и почему я тут голая? — возмущенно крикнула Кларисса ему в лицо. — Так и знай, живой не дамся!

Сид сел на полу, отчаянно моргая. Кларисса смотрела на него подозрительно и напуганно, и ее глаза были серо-зелеными. А от горла до самого паха тянулся белесый, едва заметный шрам.

— Не бойся, дитя, ты в соборе святого города Рабоны, — из темноты вышла сестра Латея с Сидовым плащом в руках, набросила его на хрупкие плечи. — Ты забыла, что пришла сюда креститься?

— Ой.

Сид недоверчиво уставился на сестру Латею. Та улыбнулась ему своей обычной всепонимающей улыбкой, будто ничего особенного не произошло.

— Подожди немного, сейчас я займусь твоей раной. — Раной? Сид прижал руку к груди, потом поднес ее к горящему факелу: крови не было… — Пойдем, девочка.

Глядя, как обе они уходят, Сид думал, что с такой защитницей вся Рабона будет жить вечно. А второй шанс — это всегда второй шанс, как ни назови.

На пороге сестра Латея обернулась и кивнула ему.

@темы: Тереза, Кларисса, Галатея, Галк, Исли, Драма, Новогодний разврат, AU, Романс, PG-13, Сид

---

Подарок № 12

[Дохлый Йома]

Название: Костёр души моей
Автор: Йома-в-сомненьях
Персонажи: Лаки/Клэр, Лаки/Присцилла
Жанр: романс, немного ангста,

уточнение

(намеренно допущенный промежуток времени, когда Лаки уже в Рабоне вместе с Призраками, а Клэр ещё в коконе)
Категория: гет, джен
Размер: драббл
Рейтинг: G
Саммари: он разводил для них костры и, кажется, любил обеих равно
Примечание: возможный ООС Лаки

1.
Клэр идёт неутомимо, словно усталость - это не про неё. Она вся очень сосредоточенная и целеустремлённая, как будто даже летящая куда-то, где её ждёт то, что важнее самой жизни и даже смерти. Что-то...
Лаки не знает что.
Лаки спешит вслед за ней в неудобных, ноги натирающих сапогах и видит перед собой только худую сильную спину в серой от грязи ткани плаща и длинный клеймор, которым Клэр рубит на куски йома. Он глотает пыль сухой дороги; пыль поднимается из-под подкованных железом сапог Клэр клубится в воздухе и лезет в лицо счастливым псом, вызывая сухость в горле и жжение в носу. Хочется есть и пить, но Лаки терпит и молчит. Он не должен обременять Клэр: он ведь мужчина.
Вечером Лаки разводит для неё костёр и жарит убитого ею зайца. Он ест жадно, отрывая куски мяса и глотая их едва прожевав. На зубах всё-равно хрустит пыль.
Клэр смотрит на огонь как заворожённая. От огня её глаза кажутся то карими, то алыми, а лицо - совсем девчоночьим.
Лаки с трудом снимает сапоги и понимает, что идти завтра он не сможет никак: все ноги в кровавых мозолях. Он пытается приложить к мозолям листья подорожника, обматывает ступни тряпкой, но Клэр всё же замечает это.
У неё становится очень строгое и равнодушное лицо; она не хмурится и не ругается, но ему вдруг становится очень страшно.
- Мы останемся здесь на несколько дней, - говорит.
Лаки думает, что оправдываться ему всё же не стоит.
В следующие дни он разводит для Клэр костры, а она долго смотрит на огонь.

2.
На севере, среди снега и льда, где небо виснет над головой горной громадой и грозит упасть в любой миг, Лаки тоже разводит костры - только уже для Присциллы, которая кутается в ненужный ей плащ и долг смотрит в огонь. Она в такие моменты до боли напоминает ему Клэр - только маленькую, которая ещё не клеймор, а человек. Лаки не знает, какого цвета у Клэр были прежде волосы, может быть, рыжие, а может быть, чёрные, и какие были глаза - только ему всё мерещится она. И, каждый раз возвращаясь из леса к костру, Лаки борется с желанием окрикнуть её: "Клэр!"
Только складывая хворост про запас на долгую северную ночь, он видит Присциллу и радуется, что не зовёт её чужим именем.
Присцилла же его не замечает - она смотрит зачарованно на огонь, и глаза у неё становятся совсем как у Клэр. Лаки гладит её по растрёпанным каштановым вихрам, говорит что-то, чего и сам не запоминает, а она внимательно случает и кивает иногда. Лаки знает, что когда-нибудь всё закончится тем, что его убьют йома или же съест сама Присцилла, но...
...вечерами, когда северное небо напивается кровью от солнца, он собирает хворост и разводит костёр - только теперь уже для Присциллы, а не для Клэр.

3.
У стен Рабоны собираются Пробудившиеся - Лаки закрывает глаза и ощущает их звенящие серебром ауры, вывернутые острыми иглами наизнанку, и чует движение звенящего марева, что приближается к ним от Сутафа.
Рабона внизу поёт колыбельные павшим героям голосами соборных колоколов.
Он знает, что им всем осталось очень мало.
Потому что вскоре начнётся битва, в которой, наверное, не будет победителей.
Лаки жаль, что он почти ничего не может сделать - только ждать рассвета, когда Галатея отведёт их к Кокону, в котором слились воедино Присцилла и Клэр.
Лаки ощущает внутри остатки силы Разрушителя и самой Присциллы. Ему тоскливо: он ведь, кажется, уже не совсем человек.
Лаки смотрит вниз, туда, где стража и собравшиеся клеймор, туда, где горят костры Летнего Праздника и где ходят оставшиеся люди и (не)люди.
Он вспоминает костры, которые разводил. Сначала для Клэр, а потом - для Присциллы.

Название: Три года на севере
Персонажи: Систина Оракул/Ригальдо, Исли фоном
Жанр: занавесочная история
Категория: джен, гет
Размер: драббл
Рейтинг: R
Саммари: Систина Оракул провела на севере три долгих года, где убивала йома и Пробудившихся и пила пиво в лучшем трактире Пиеты

1.
В первый год своего пребывания на севере Систина училась читать потоки силы в серебре, окружавшем йома и Ненасытных. Дважды её почти убили, но всякий раз она бывала быстрее и успевала добраться до своего клеймора раньше, чем враги - до неё самой.
Дважды же теряла и отращивала заново руку и видела свои кишки, вывалившиеся из разошедшегося шрама на животе. Трижды убегала от слишком сильных Ненасытных.
Десятки раз сидела за дальним столом в лучшем трактире Пиеты и с наслаждением пила ячменное пиво из лучшего зерна, которое поставляли в этот трактир.
И много раз замечала Ненасытного с огромной аурой, который мрачно пил такое же пиво в противоположном углу. Порою он был не один и приходил вместе со светловолосым мужчиной, красивым, как сказочный король из древней песни, - и тогда сдвоенная аура колоссальной мощи едва давала Систине дышать.
Но пиво было вкусным, Ненасытные не слишком враждебными и Систина никуда не уходила.
Хотя, по-сути, стоило бы: всё же не дело клеймор водиться в одном месте с врагом; заметь её кто-то из Чёрных Людей пьющей пиво рядом с Ненасытным, Систине было бы несдобровать.
Правда, на севере власть Организации всегда была слабее, чем где бы то ни было. И сдать её мог бы только Рубель - которого, впрочем, всё это только забавляло. Во всяком случае, Систине так казалось.
Когда пошёл второй год её пребывания в землях Альфонсо Ненасытные вдруг перестали появляться в трактире. Не то чтобы Систину это расстроило.
Просто как-то вдруг стало пресно и ячменное пиво загорчило. Ей нравился темноволосый Ненасытный с глазами самого преданного кота.

2.
На исходе короткого лета второго года она оказалась в борделе: поступил приказ об уничтожении йома, притворявшегося проституткой в лучшем северном доме красных фонарей. Фонари и вправду оказались красными - как и всё, что было внутри дорогущего "Пристанища Мадам", как гласила вывеска.
Красными были стены, обивка мебели, кокетливые занавески на окнах, румяна на щеках шлюх и кровавые губы бордель-маман, которая заставила Систину напялить парик и натянуть платье, обтягивающее всё тело, как перчатка, но не открывавшее совсем ничего.
Систина долго смотрела на себя в зеркало и пыталась не засмеяться от своего вида - от пошлых рыжих кудрей, родинки-мушки на щеке и напомаженных губ. Бордель-маман с корову весом и видом ворчала, что она обошлась им дороже, чем все девочки.
- Зато у вас будет работать настоящая клеймор, - сказала Систина и всё же захохотала.
На самом деле её ни разу не отправили к клиентам - сказали отсидеться в подсобке, пошнырять по всему дому и сунуть нос в любую щель. Систина так и сделала - правда, ничего так и не нашла, ослепнув и оглохнув как клеймор от горькой пилюли подавляющего ауру зелья. А йома - слабенький Ненасытный, как оказалось, - умело прятал свою силу.
Систина всё же его нашла - размалёванная не хуже неё девица скакала на мужике и уже выпустила щупальца, чтобы его сожрать, как Систина с силой опустила меч на её макушку, развалив едва ли не до паха.
Мужчина под мёртвой шлюхой орал от ужаса.
Систина слабенько приложила его по темечку и он отвалился. Он подумала, что больше тут оставаться нельзя, и вылезла через окно, зацепившись за жалобно скрипнувшую раму. Старое дерево угрожающе затрещало, Систина в панике схватилась за край соседнего окна и ввалилась в чужую комнату.
Темноволосый Ненасытный, мявший грудь постанывающей от удовольствия шлюхе, уставился на неё почти потрясённо - видимо, не почуяв силу Систины, но узнав её.
Глаза его налились расплавленным золотом, Систина сорвала с головы рыжий парик и выскочила из окна, прежде чем когти Ненасытного успели бы разорвать её на части.

3.
В конце третьего года, в канун нового, она пила пиво в любимом трактире, когда тот самый Ненастный вдруг сел напротив неё. Систину от страха мороз продрал до третьего ребра и ожёг изнутри, а йома с глазами самого преданного кота смотрел на неё и тоже пил пиво.
Систина ему улыбнулась:
- Я тебя знаю. Ты ведь Ригальдо.
Он кивнул. Сказал:
- Я тоже тебя знаю.
Они допили одновременно - и одновременно вышли. Ригальдо трактирщику кинул целый золотой - тот согнулся аж до земли, едва не ударившись лбом о доски пола.
Ригальдо сломал замок в чьём-то амбаре, сразу же повалил Систину на золотистое зерно, и навис сверху. Глаза у него в темное светились, а улыбка была как у лесного зверя.
Систина сама его поцеловала в первый раз и сама раздвинула ноги, выпутываясь из робы и выставляя грудь, а он кусал её за шею, слизывал горькую кровь и мял груди как той шлюхе в борделе, и брал сильно и глубоко - так, что она даже кричать не могла, а только иногда всхлипывала.
Морозный ветер проникал через полураспахнутую дверь, у Систины из ран текла кровь, а Ригальдо двигался, подхватив её под бёдра и глухо рыча.
Систина знала, что живой вряд ли отсюда выберется. И ей было хорошо - потому что она очень долго уже не знала мужчину. Она дышала через раз, сливая свою силу с его и не давая себе перейти порог от удовольствия, и ей было больно, и ей было очень хорошо.
Ригальдо закончил, белесым семенем выплеснувшись внутрь неё, и глухо, по-звериному совсем, зарычав.
Он потерял бдительность лишь на мгновение - только ей этого оказалось достаточно; Систина вывернулась из-под его и выпустила силу в ноги, бросившись бежать как есть, голая и в крови. Он не бросился вслед.
И в следующий раз, когда она ждала Рубеля в трактире, только криво усмехнулся, поприветствовав её.
Систина улыбнулась в ответ.

@темы: Клэр, Ангст, Исли, Ригальдо, Присцилла, Новогодний разврат, Систина, R, Романс, Лаки, G

---

Подарок № 11

[Дохлый Йома]

Название: Три клеймор - сколько ног?
Автор: Йома-даже-не-курил-но-благодарен-заказчику-за-наводку-на-делянку
Бета: пол-Йомушки
Форма: миди (~ 14 000)
Персонажи: Клэр, Офелия, ОМП (Охуенный Местный Персонаж), местное население, рядом посидел Даэ
Категория: джен
Жанр: драма с катабасисом, клейморский быт
Рейтинг: R
Предупреждения: АУ. Совсем АУ. По мотивам манги "Клеймор" (с ретеллингом, но без Лаки и Присциллы). POV Клэр.
Дисклеймоер: все не Бабы Яги
Краткое содержание: три совместных задания Клэр и Офелии.
От автора: Организация не вполне Организация, клеймор не вполне клеймор, йоки ("серебряная сила") не вполне йоки, и только наши старые добрые йома сохранены без особых изменений. Автор из тех, что предпочитает давать ответы по мере возникновения вопросов у героев, а не у читателей. Взгляд Клэр на Офелию не вполне совпадает со взглядом автора. Офелия лишилась маниакальной жестокости, Клэр стала умнее, зато они получили возможность работать в паре.

Миссия 8-34-155-2. Год 652.

Они встретились на опушке леса за деревней Хазын. Офелия уже ждала, сидя на поваленном дереве и притопывая каблуком, словно в такт пению птиц.
– А, вот ты какая, – сказала она весело. – Выглядишь не особо сильной.
«Привет» замерло во рту у Клэр.
– Ну, нападай! – продолжила Офелия, улыбаясь и по-прежнему не вставая с места.
Клэр опешила, затем как можно более нейтральным тоном ответила:
– Нас послали вместе выявить йома в деревне Лингуне и убрать их. Если мы будем драться сейчас или истратим силу йоки, то, вполне возможно, не сумеем определить зараженных и можем провалить задание.
Офелия округлила голубые глаза, затем звонко рассмеялась.
– Ну и ну! Ты всегда такая?
Клэр не поняла вопроса. Да, она слышала о клеймор, которые любят между заданиями сражаться друг с другом ради оттачивания техники и получения опыта, но ей еще не доводилось сталкиваться с таким явным пренебрежением к полученной миссии. Какая – «такая», ответственная?
– И что, тебе никогда не хотелось проверить свои силы? – допытывалась Офелия. – Драться не любишь?
Клэр поджала губы. Эта клеймор ей не нравилась, но Офелия была назначена старшей задания и, Клэр это помнила, работала в Организации лет тридцать, тогда как опыт самой Клэр исчислялся семью годами. Кроме того, формально грубить ей было не за что.
– Смысл нашей жизни не в том, чтобы просто драться, – сказала она.
– Смысл жизни? – насмешливо переспросила Офелия. – Будь сильнее, убивай виноватых.
– Тогда бы мы не отличались от местных жандармов, – сухо ответила Клэр и тут же спохватилась: не слишком ли это непочтительно по отношению к старшей?
– А ты думаешь, ты очень уникальная? Мы все сделаны из одного материала, – Офелия плотоядно улыбнулась, а Клэр невольно дернула рукой. – Что, ты думаешь о йома? Вот и не угада-ала.
Клэр уставилась на нее непонимающе.
– Кровь, – с наслаждением пояснила Офелия. – Мы сделаны из крови. А знаешь, что есть в крови? Железо. Ну, теперь тебе ясно, госпожа Уникальность? Мы будем биться и лить кровь, и это — всё. Мы поэтому возникли и ради этого существуем.
Хотя Клэр этот разговор не нравился с самого начала – тревожил и казался ненужным на задании, она все-таки не могла не откликнуться на провокацию Офелии: старшая клеймор словно пыталась сбросить со счетов все то, ради чего создавалась Организация и ради чего они жили.
– Нет, – твердо ответила Клэр. – Если бы это было так, у нас бы убрали мысли. Убрали серебряную силу. Мы бы просто сражались и умирали.
– Мысли? Серебряная сила? Какая ты глупая! – Офелия запрокинула голову, словно собираясь не то рассмеяться, не то топнуть ногой. – А-а, придумала! – Она вдруг хлопнула в ладоши. – Давай поиграем? Смотри.
Офелия очутилась возле Клэр и одним взмахом отрубила той обе ноги выше колена.
– Я пойду вперед, – сказала она, отряхивая меч, – обещаю не использовать йоки! А ты прирасти их обратно. Если я приду раньше, то вырежу всех.
– Но мы должны определить, кто заражен! – воскликнула Клэр; действия и слова Офелии ошеломили ее так, что она даже не пыталась подобрать свои ноги.
– Скажем, что чистых не осталось, – Офелия подмигнула. – Если придешь раньше, чем я всех убью – останови меня. – Она убрала меч за спину и ушла в лес.
«Этого не может быть», – твердила себе Клэр, прилаживая ноги так, чтобы совпали основные кровеносные сосуды и края мышц. Когда совмещение удалось, она глубоко вдохнула и выдохнула. – «Этого не должно быть», – решила она и сосредоточилась. На висках вздулись вены: до сих пор ей не приходилось направлять столько йоки сразу в один – да, пусть два – потока, будучи ограниченной во времени. Сдержит ли Офелия слово? Если ей важно убить как можно больше людей безнаказанно… Ей это важно? Клэр ведь может составить рапорт о происшествии, каналы йоки в ногах покажут недавние повреждения, можно поднять расследование. Офелию даже могут лишить должности. Клэр не была уверена, что действительно не хочет этого делать. Тогда чего на самом деле добивалась Офелия?
Восстановив циркуляцию крови, Клэр еще немного посидела, гоняя йоки вверх и вниз по ногам. Еще не хватало броситься вдогонку и потерять ногу… Где сейчас Офелия? Неужели она действительно будет убивать незараженных? Клэр сорвалась с места, на бегу вспоминая все, что слышала об Офелии. Любит драться. Кровожадна, своенравна, непредсказуема. Больше о ней среди клеймор особо ничего не говорили, но зато в завершение красноречиво крутили пальцем у виска. С этим Клэр было легко согласиться: у Офелии очевидно было искаженное восприятие реальности. И еще об Офелии шел нехороший слух, будто ей было все равно, свой или чужой, лишь бы бой был кровавый. Слух был тихий, робкий и поганый. И еще, кажется, он был правдивый.
По мере приближения в воздухе усиливался жесткий запах крови. Клэр влетела в деревню, уже понимая, что опоздала, еще лишь не зная, насколько именно, и приземлилась на главной улице, переводя дух. Деревня была кругового типа: в центре площадь, от нее ногами паука тянулись улицы, каждая с поворотом, одна пошире; их пересекали узкие переулки, частично застроенные, только местный знает проходы. Трудно захватывать, легко сжигать.
На улице лежало несколько трупов. Клэр рванулась вперед, стремясь выбраться на главную площадь: обычно где-нибудь неподалеку находился дом старосты. На главной площади тоже лежали разрубленные тела. Клэр заглянула в пару расходящихся улиц – везде одно и то же. Всюду стоял тяжелый запах крови, мешая отличить йома от чистых без применения йоки.
Она вырезала всю деревню, подумала Клэр. Эта сумасшедшая пришла и действительно вырезала всех, а вся моя йоки ушла на лечение и бег, и я даже не могу засвидетельствовать количество незараженных. Эта тварь все просчитала заранее.
Справа из-за спины раздался то ли женский, то ли детский визг и тут же оборвался.
– А, вот и ты, – лучезарно улыбаясь, из боковой улицы вышла Офелия. – А я думала, куда ты запропастилась. Трудно пришлось?
Меч в ее руке мерно покачивался в такт ходьбе.
Клэр вдохнула, выдохнула и только тогда полностью обернулась.
– О? – Офелия остановилась. – Хочешь мне что-то сказать?
Клэр сжала зубы и бросилась на Офелию. Та уклонилась и словно невзначай ударила мечом в то же место, куда метила четверть часа назад. Из свежих шрамов на ногах брызнула кровь.
– Хорошо держатся, – одобрила Офелия, – молодец. Думала, ты хуже управляешься с йоки.
Клэр сражалась очень собранно. Разницу в силе она поняла сразу: Офелия могла выдержать битву с тремя такими, как Клэр, и все равно победить. Кроме того, у Офелии явно было больше опыта: она легко читала направления атак Клэр и даже то, куда и как Клэр будет отступать между ударами – но прорехи в защите отчего-то не использовала.
«Любит драться», – вспомнила Клэр. Действительно, в чем удовольствие закончить бой быстро, если только что прирезала тридцать-сорок человек, не оказавших никакого сопротивления. Мирных жителей, работавших в поле, готовивших еду, праздновавших нехитрые деревенские забавы. Таких, какие окружали Клэр в детстве, похожих на ее мать и соседских детей.
Клэр перевела дух и почувствовала, как ее накрывает яростью. Офелии это с рук не сойдет. Закрыв глаза, Клэр глубоко вздохнула – и тут же отпрыгнула, услышав визг меча.
– Никаких штучек, – укоризненно сказала Офелия. – Дерись честно!
– Ты бежала под йоки, – выдохнула Клэр, пнув ботинком песок и уклоняясь под руку Офелии в неудобную зону.
– А ты разве нет? – улыбнулась та, делая ложный выпад и завершив его рубящим вертикальным движением. Клэр услышала треск плаща, сорвала его с шеи свободной рукой и бросила на меч Офелии. Пригнувшись, она развернула в руке клеймор и ударила снизу по восходящей дуге.
– Ты кое-что умеешь, – удовлетворенно констатировала Офелия, приняв скользящий удар налокотником. – Только этого маловато.
– Ты обещала, что не будешь использовать йоки, – стараясь успокоиться, проговорила Клэр.
– Разве? – Офелия округлила глаза. – Точно! Спасибо, что напомнила. Больше не буду.
Будь Офелия местным жителем, Клэр дала бы ей оплеуху. Будь она маленькой клеймор, Клэр бы не стала с ней больше разговаривать. Похоже, взрослую Офелию можно было вразумить только мечом. Кроме того… деревня. Тридцать или сорок человек. И еще дети.
Клэр плохо помнила, как она сражалась дальше. Кажется, Офелии понравилось: у той в глазах то и дело мелькали желтые искры. Впрочем, Клэр очевидно проигрывала и без этого. Она отступила в боковую улицу, затем – в переулок. Затем, улучив момент, сбила Офелию с ног и побежала. Перепрыгнув несколько проулков и приземлившись за овином, Клэр встала и перехватила меч. Усилием воли она заставила себя разжать зубы и ослабить хватку на рукояти. Закрыла глаза.
– Нашла-а, – пропела Офелия где-то очень близко, и снова раздался визг воздуха, рассекаемого мечом.
Клэр уклонилась.
– О? – Офелии надо было отдать должное: на новое реагировала она быстро. – А так?
Воздух вокруг пел неприятную песню битвы, стеная на разные голоса – вместо убитых деревенских жителей. Спрогнозировав паузу, Клэр ударила. Раздалось восклицание, и Офелия отдалилась.
Клэр открыла глаза: теперь она поймала волну и могла больше не бояться отвлечься на движения. Офелия стояла в нескольких футах с мечом наизготовку.
– Ты чуть не задела меня, – сказала она неверяще и злобно. – Если бы я не увернулась, ты бы отрубила мне руку.
Одна рука за обе ноги и сорок человек, сказала себе Клэр. И рапорт. И я ее больше никогда не увижу. Если она не убьет меня раньше.
Клэр отмахнулась от лишних мыслей и твердо пошла вперед. Офелия улыбнулась широко и некрасиво – и прыгнула.
Сухая земля под ногами Клэр разошлась с треском, а меч уже летел навстречу подбородку Клэр. Офелия была не просто сильнее – она оказалась очень сильной. Опыт? Ей было достаточно просто наносить удары мечом по мечу и идти вперед. Если Офелия и была когда-то в детстве человеком, это было так давно, что сама она об этом уже наверняка забыла. Глаза Офелии сверкали желтым: она явно собиралась пробудить йоки. Читать ее атаки было бессмысленно – Офелия их не скрывала, она собиралась просто задавить силой.
Тем не менее, чтение йоки — это все, что сейчас было у Клэр. Если этого недостаточно, значит, нужно сосредоточиться больше – потому что другого варианта не было. Клэр сосредоточилась – и наконец вычленила то, что заметила уже давно, но что откладывала из-за сражения с Офелией.
В деревне было не тихо. По всем улицам, не прерываясь, тянулась тонкая линия йоки, следуя изгибам поворотов, разветвляясь и сливаясь. Йоки была незнакомой.
Офелия продолжала нападать.
– Стой! – сказала Клэр и еле успела парировать удар. Споткнувшись, она упала на колено, в голове загудело, когда мечи столкнулись. – Не все умерли!
Офелия остановилась.
– Ты права, – сказала она. – Пора заканчивать.
Она тряхнула мечом. Затем еще раз и еще. И еще. И еще, еще, еще… Меч завибрировал, от Офелией потянуло жаждой крови.
– Пожалуйста, – почти прошипела она, – пожалуйста, не умри слишком быстро.
Оттолкнувшись обеими ногами, Офелия взлетела над головой Клэр. Мелькнули подбитые железом подошвы, затем грохнули по крыше сарая, когда Офелия приземлилась. Пораженная, Клэр обернулась.
Над деревней поднималось большое чудовище из трупов жителей, сцепленных между собой йоки. Тела покачивались, захваченные кто спиной, кто головой, кто ногами, толстые нити йоки проходили через позвоночник, словно нанизывая людей на себя. Опираясь на четыре тонкие лапки, чудовище встало на площади, покачиваясь; сквозь живот из нетуго скрученной спирали десятка тел просвечивало солнце. С обрубленных останков капала кровь.
Это был второй раз, когда Клэр видела Восставшее так близко, и, похоже, второй, когда она не могла ничего сделать. Что-то сверкнуло, и чудовище покачнулось, лишившись одной лапы. Туловище дернулось, затем из упавших тел потянулась нить йоки, чтобы прикрепиться к пузу – снова сверкнуло, и на землю упало еще несколько тел из спирали, образовывавшей живот.
– Чего застыла? – крикнула Офелия, приземлившись и снова прыгая в атаке на другую лапу. – Ноги отнялись?
Клэр бы сказала, что у нее скорее отнялся язык, но в словах Офелии был свой смысл. Теперь она клеймор, у нее есть меч и серебряная сила, и еще у нее есть задание – а вместо этого она бестолково носится по деревне и дерется с напарницей. И мешается под ногами.
Превозмогая тошноту, Клэр встала. От чудовища разило грязной аурой, Клэр мутило: накладывалось недавнее напряжение. Сжав клеймор, она заставила себя перестать воспринимать йоки, затем снова посмотрела наверх. Серебряные нити исчезли, теперь перед Клэр просто висели разрубленные Офелией тела деревенских, колышась в воздухе.
Клэр оттолкнулась и прыгнула. Если обрубить лапы, чудовище упадет, и затем уже можно будет найти его мозговой центр и прикончить. Она размахнулась и ударила – меч прошел через живот нанизанного крестьянина, брызнула кровь. Приземлившись, Клэр обернулась: лапа по-прежнему стояла на земле, тело осталось висеть в воздухе, теперь уже разделенное надвое. Клэр закусила губу: могла бы сразу догадаться по прорехам в туловище Восставшего, что физическое разделение ни к чему не приведет. Если снова не вызвать йоки, она будет бесполезна как воин; но хватит ли у нее сил поддерживать серебряную силу в мече и в теле? Перед глазами немного плыло, руки наливались свинцом: драка с Офелией была слишком тяжелой. Клэр решила, что призовет ровно столько серебряной силы, чтобы хватило изучить Восставшее и найти его центр, а затем вложит все в один главный удар. «Если я промахнусь, есть еще Офелия», – подумала она: в конце концов, Офелия ведь бросила драку ради чудовища, значит, у нее все-таки есть какой-то воинский кодекс. Действия напарницы не поддавались логическому объяснению, но сейчас Восставшее явно было более сильным и поэтому более привлекательным противником, поэтому Клэр считала, что Офелия обязательно сначала убьет его. Что будет дальше, загадывать не хотелось: объяснения своим отрубленным ногам она пока не находила.
Между тем Офелия успешно расправилась с двумя лапами чудовища и отхватила кусок туловища. Восставшее зашаталось, но выпустило несколько новых нитей; свиваясь прямо в воздухе, они ринулись вниз, подбирая на себя тела.
«Зачем оно стремится восстанавливаться? – задумалась Клэр. – Тупая животная тяга или за этим стоит веская причина?» Если Восставшее подпитывается от тел, было бы неплохо лишить его возможности регенерации, уничтожив их, но на это потребовался бы пять-шесть Офелий. Похоже, самым верным решением оставалось все-таки найти центр и уничтожить его. Как можно было определить центр у постоянно регенерирующегося не сплошного тела?..
Рядом, вздымая пыль, приземлилась Офелия, от нее пахнуло разгоряченным потом.
– Так и собираешься сидеть и мечтать? – рявкнула она.
Вместо ответа Клэр усилила приток йоки ровно настолько, чтобы не потерять над ней контроль. Оглядев Восставшее, она заметила более густое скопление нитей в правой части пуза чудовища.
– Кажется, я вижу его центр, – сказала она. – Живот, семь часов, четверть-треть радиуса от центра.
Офелия тоже вгляделась, на ее висках вздулись вены. Потом она ухмыльнулась:
– А я могла бы и сама догадаться: сердце-то там.
«Сердце?..» – Клэр удивленно воззрилась на чудовище, больше всего напоминавшее паука. Клэр понятия не имела, где у пауков сердце; откуда это вообще знает Офелия? Покосившись на напарницу, все еще сидящую рядом, опершись на одно колено, Клэр вдруг поняла: ну да, действительно, если предположить, что лапы – это руки и ноги, и Восставшее имитирует человека, стоящего на четвереньках, то сердце как раз будет там, где его заметила Клэр.
Офелия прыгнула, и ровно в момент начала ее движения центр начал сжиматься.
– Нет! – вскрикнула Клэр. Они забыли, что когда-то это было человеком; даже превратившись, оно пыталось имитировать человека до конца – сердце «билось». Удар Офелии задевал только край центра.
Клэр быстро встала на оба колена и открыла каналы йоки для синхронизации. Ей нужно было совсем немного: подправить траекторию меча, чтобы он прошел ровно через середину «сердца»; на это умений Клэр должно было хватить, она ведь не собиралась управлять самой Офелией. В ту секунду, когда Офелия занесла клеймор, Клэр уже поняла, что опоздала: удар прошел по касательной, отрезав только кусок центра.
Восставшее задергалось, лапы стали укорачиваться: оно перегруппировывало структуру. «О нет, пожалуйста!» – мысленно взмолилась Клэр. Она уже поняла, что Офелия хорошо управляла своей йоки, но собственная сила мешала ей как следует настроиться для изучения других. Сжав зубы, Клэр рванулась вперед: она намеревалась вложить в этот удар все оставшиеся силы. Оказавшись в ярде от туловища, Клэр, стараясь не вдыхать вонь от окровавленных тел, нанесла короткий колющий удар – и в это же время с другой стороны появилась Офелия. Мощный удар разрубил «сердце» Восставшего и снес руку Клэр. Лишившись поддержки нитей, чудовище рухнуло вниз мерзким дождем из кусков тел; Клэр выскочила из-под них, сжимая в левой руке клеймор и зажав в зубах отрубленную правую. Спрыгнув в проулок, она, задыхаясь, упала на колени, приставила локоть и призвала йоки. «В крайнем случае, – билось в голове у Клэр, – научусь орудовать левой. Только не пробудиться. Только бы не пробудиться».
Рядом спрыгнула Офелия.
– Давай помогу! – предложила она, потянувшись к Клэр. Та отшатнулась, схватив левой меч и зажав его в оборонительной стойке.
– Хмм! – протянула Офелия лукаво. – Хорошо, не буду мешать; пойду пока подберу центр – надо же представить что-то в качестве доказательства нашей победы!
Клэр выдохнула, когда напарница ушла, и снова сосредоточилась. Она чувствовала, как вздулись вены, как дрожат ноги, из которых пришлось утянуть всю йоки в руку – а ведь недавно их тоже пришлось приживлять. Если бы только она была защитным типом – но, похоже, то, что рана была свежей, и Клэр недавно вышла из синхронизации, сыграло свою роль: рука прирастала.
Закончив наконец приживление, Клэр еще немного посидела, затем встала, убрала клеймор и пошла обратно на площадь. Если Офелии так хочется, она может забрать с собой хоть все Восставшее по кускам, но сначала ей придется выслушать о себе пару слов.
Офелия уже ждала на площади, стоя в окружении разрубленных трупов и наступив на аккуратно сложенные друг рядом с другом половинки «сердца».
Она улыбалась.
– Видишь? Ты думала не о йоки и не о том, зачем ты живешь, – сказала Офелия. – Ты вообще не думала. Для тебя самым важным было догнать меня и победить, и ты хотела этой победы. Настолько, что даже забыла проверить живых йома – иначе ты бы сразу заметила это: ты ведь видишь йоки лучше меня.
Увидев недоумение на лице Клэр, она неуместно хихикнула.
– Мне об этом сказали, – весело сказала она, закидывая меч за спину. – Неужели ты думаешь, тебя бы отправили на Восставшее такую, как ты есть? Да тебя бы попросту съели.
И нанизали на одну из этих нитей, подумала Клэр, по спине пробежал холодок. На секунду забыв, что собиралась высказать Офелии свое мнение, она неуверенно сказала:
– Но в задании было сказано про заражение йома… – и запнулась. Она уже начала понимать.
– Подумаешь, – отмахнулась Офелия. – От тебя просто скрыли правду. Или можешь считать, что заражение зашло слишком далеко.
Подхватив одну часть «сердца», она пнула вторую под ноги Клэр.
– Твоя – честно заработанная, – Офелия подмигнула.
Пройдя мимо застывшей Клэр, она хлопнула ту по плечу.
– Не волнуйся, – сказала она тихо, и Клэр вздрогнула: такой кровожадностью повеяло от Офелии. – Мне понравилась наша игра про – как ты говорила? – про смысл жизни. Я напишу в рапорте, что тебя можно посылать на Восставших. И мы еще обязательно встретимся и поиграем! Ах да! – она приостановилась. – И не вмешивайся в мою йоки – в следующий раз я отрублю тебе не руку, а голову.
Не дай бог, подумала Клэр, почувствовав себя словно на осыпающейся горной тропе. Не дай бог случиться этому следующему разу.

Миссия 8-14-64-2. Год 653.

– Вот мы и еще раз встретились, – с улыбкой поприветствовала ее Офелия.
Стояла ночь. Лето только начиналось, но кое-где уже поспели ягоды; их сок забрызгивал обувь, оставляя крошечные темные пятна. Густая листва дружелюбно шелестела, на мили вокруг не было ни единого темного духа или йома. Предстояло пройти полтора дня пути до места, в котором были замечены двое Восставших – их нынешняя цель.
После первой встречи Клэр написала подробный рапорт, не забыв упомянуть и отрубленные ноги. Выждав несколько заданий, она, вернувшись на базу, прямо пошла к куратору Даэ и спросила, какие дисциплинарные меры были приняты против Офелии. Даэ хрипло рассмеялся.
– Беспокоишься за своих коллег или за себя? – поинтересовался он.
Клэр поджала губы. Ход мыслей и чувство юмора Даэ она никогда не понимала. Кто его вообще назначил ведать внутренними делами клеймор, если он так несерьезно воспринимает самих воинов?
– Она поставила задание под угрозу срыва.
Даэ округлил левый глаз и ухмыльнулся правой стороной рта («И как ему это только удается? – подумала Клэр. – Может, асимметричный парез?»).
– Ничего не было под угрозой, – вкрадчиво сказал он. – Просто она тебя испытывала.
– Она причинила намеренный вред моему здоровью, что создало риск для операции, – гнула свое Клэр.
Даэ откинулся в кресле, присвистнул, втянул шею и пожал плечами. «Не мужик, а рептилия», – вспомнила Клэр слова клеймор Хелен.
– Попробуй в следующий раз отнестись к ней более серьезно, – посоветовал Даэ. – Она отличный воин, но иногда всем нужен мудрый совет. Иди, иди, – он замахал левой рукой, пододвигая к себе правой стопку бумаг и ногой подпихивая ножку стула, чтобы придвинуться ближе к столу, – ничего мы делать не будем.
На взгляд Клэр, Даэ больше напоминал не рептилию, а трех разных человек, собранных воедино, каждый из которых продолжал жить своей жизнью и иметь отдельное мнение. Клэр хотела возразить, что она обращалась с Офелией предельно серьезно, что она вообще всегда воспринимала все серьезно, но Даэ уже ушел всеми своими личностями (если они у него и действительно были разными) в документы, поэтому она развернулась и вышла. К чему куратор сказал про «мудрый совет», она не поняла: то ли относиться к Офелии серьезно он искренне считал мудрым советом, то ли предлагал Клэр давать советы Офелии. Последнее Клэр плохо себе представляла, что касается первого, она затруднялась быть более серьезной или менее – она всегда была одинаковой.
Как бы то ни было, основную мысль она уяснила: с Офелией никто ничего делать не будет, по крайней мере, на административном уровне. Клэр не была уверена, что, отрежь она ноги Офелии, все было бы точно так же; в любом случае, рубить напарниц она, даже если бы могла, не собиралась. Следующие несколько заданий, которые им выпало делать вместе, Клэр старалась уяснить для себя логику поведения напарницы. Это оказалось труднее, чем она рассчитывала. Офелия словно из принципа поступала то так, то иначе: то она руководствовалась долгом, то настроением, то какими-то своими идеалами (если она вообще мыслила такими понятиями). Довольно скоро Клэр поняла, что гораздо проще не пытаться найти единый принцип, стоящий за действиями Офелии, а выработать некоторые реакции на определенные ситуации, чтобы получить желаемый итог. На заданиях нужно было следить, чтобы Офелия всегда была при деле и не отвлекалась на местное население или бои с другими клеймор. При получении назначения Клэр обязательно изучала карту, чтобы найти маршрут, одновременно и короткий, и достаточно удаленный от деревень и мест выполнения заданий других групп. Когда Офелия предлагала поиграть, нужно было держаться твердо и при этом не отвечать отказом: Офелия могла сколь угодно долго атаковать в лоб, но искать околичные пути ей не давало отсутствие прямого «нет». На провокации Клэр старалась поддаваться ровно настолько, чтобы хищный интерес напарницы не переходил в жажду крови. Все это утомляло не меньше, чем сами бои с Восставшими, на которых Клэр посылали набираться опыта «под присмотром старшей клеймор». В то же время Клэр не могла не признать, что сражалась Офелия превосходно. Помимо бешеной силы и действительно богатого опыта на ее стороне была удивительная интуиция – словно Офелия сама могла бы сделать то или иное движение, пробудись она. Она могла вестись, перехватывать инициативу и снова отдавать ее чудовищу, могла сделать битву очень долгой или убить противника за два-три удара – но никогда не повторялась и всегда получала громадное удовольствие. Если бы речь шла не о сражении, а о чем-то ином, можно было бы рискнуть предположить, что Офелия вкладывала в бой всю свою фантазию; впрочем, такое допущение казалось Клэр слишком смелым для воинов, какими они были. Возможно, сама Офелия считала иначе. Клэр ее мнения никогда не спрашивала, хотя, заметив это, затруднилась определить почему. Впрочем, Офелия не стеснялась сама высказывать точку зрения по любому вопросу, который считала достойным внимания.
В целом, работать вместе оказалось даже труднее, чем Клэр ожидала. Например, с Офелией было трудно договориться: она просто сверкала улыбкой, говорила «а по-моему, вот так лучше» и показывала, собственно, как именно, своим мечом. Однажды Клэр подумала, что было бы куда удобнее, например, присвоить всем им порядковые номера: кто старше, тот и прав. В организации, члены которой привыкли решать дела мечом, субординация казалась рациональнее координации. Тогда, наверное, Офелия была бы старшей, а Клэр вообще числилась где-нибудь в конце. Могла бы она подчиняться такой сумасшедшей?.. Скорее всего, подумала Клэр, Офелия бы просто убила ее в одной из своих хищных игр, и почувствовала, как вдоль позвоночника пробежал неприятный холодок. Может быть, субординация без учета личных качеств была не такой уж и отличной идеей: по крайней мере, сейчас у Клэр были способы повлиять на решение Офелии, пусть и не такие сильные, как ей бы хотелось.
Несмотря на все сложности, Клэр ясно сознавала: она действительно становится сильнее, выполняя задания с Офелией. В конце концов, пусть слова Даэ про «мудрый совет» оставались непонятными, серьезное отношение оказалось действительно лучшим подходом, и верным признаком этого Клэр казалось то, что Офелия больше не рубила ей ноги или руки. Было это заслугой Клэр или у самой Офелии иногда наступали просветления в помутненном жаждой крови сознании, Клэр пока разобраться не могла. Она была уверена, что Офелия по-настоящему ненормальная. С точки зрения Клэр, той бы больше подошла в пару какая-нибудь Рафтела: сложить ее контроль с безумной силой Офелии, и получилась бы неуязвимая пара, способная выполнить любую миссию на уничтожение. С точки зрения Офелии сама Клэр наверняка была воплощением скуки.
Во всяком случае, каждый раз при встрече с Офелией после перерыва Клэр знала, что задание снова будет выполнено, а в ее глазах это было все-таки главным.
– Чего ждем? – с нетерпением спросила Офелия, заметив, что Клэр не двигалась.
– Сейчас, – ответила Клэр. Отцепив с пояса мешочек, она вытряхнула на ладонь две пилюли. Офелия, скривившись, взяла одну, с презрением осмотрела и, закинув в рот, развернулась и направилась в лес. Клэр тщательно прожевала свою, прежде чем последовать за напарницей: та лучше знала эти края и могла показывать дорогу.
У этих Восставших оказалось гиперразвитое чувство йоки: они чуяли носителей серебряной силы издалека, получая время подготовиться к засаде. Именно на этом провалилась предыдущая группа, и Клэр получила на базе срочное переназначение и пилюли, уменьшающие йоки. Действие препарата длилось двадцать восемь часов, и в задачу клеймор входило рассчитать время прибытия так, чтобы не предупредить Восставших о себе заранее и при этом, когда дело дойдет до столкновения, уже иметь возможность сражаться в полную силу.
Именно поэтому, хотя клеймор двигались без применения йоки, Офелия к вечеру следующего дня заметила, что они придут слишком рано, и предложила сделать привал.
– Отсюда, – она указала на приметный дуб, раздваивающийся кверху; с той точки, где клеймор остановились, вершина его кроны совпадала с вершиной холма, – ровно шесть с половиной часов пути.
Клэр прикинула: пилюле оставалось действовать еще одиннадцать часов.
– Остановимся здесь? – спросила она.
К ее удивлению, Офелия махнула рукой налево:
– Там есть неплохой ручей, можем искупаться. – Заметив колебание Клэр, она не то рыкнула, не то рявкнула: – Ну что, ты собираешься просто сесть прямо тут и просидеть почти пять часов истуканом?
Клэр, подумав, кивнула:
– Ты права. Пойдем искупаемся, от нас будет меньше пахнуть дорогой – больше шансов подойти ближе незамеченными.
Офелия немного странно посмотрела на нее, потом вдруг рванула с места.
– Кто проиграл, тот ищет дрова! – крикнула она на бегу и скрылась из глаз так быстро, что Клэр даже не успела удивиться, что еще за дрова.

О каких дровах шла речь, Клэр выяснила довольно быстро: Офелия считала, что после купания будет отличной идеей обсушиться у костра, а заодно перекусить. Клэр воспротивилась.
– Мы не можем допустить, чтобы от нас несло дымом, – сказала она. – Поешь, если ты голодна, но костер разводить не будем.
Офелия посмотрела на Клэр с жалостью.
– Ты правда считаешь, будто у Восставших какой-то обостренный нюх? – спросила она. – Или планируешь за секунду преодолеть пятьдесят миль и напасть на них ровно тогда, когда спадет пилюля? Когда мы окажемся на расстоянии их обоняния, они уже почуют нашу йоки.
Клэр вынуждена была признать, что в словах напарницы был свой резон.
– Хотя, – лукаво улыбаясь, продолжила Офелия, – мы можем обхитрить их и прикинуться путешественниками! Как тебе такая идея? Две аппетитные девушки, пахнущие лесом, дымом и приготовленной едой – отличная пожива! Что до йоки, сейчас во многих деревнях водятся йома, может, мы как раз из такого места: вступили в контакт, вот от нас и пахнет. Да, так и сделаем!
Клэр принялась переубеждать Офелию, но та ласково посмотрела и сказала:
– Неужели ты не доверяешь мне? Поверь, я лучше знаю, что они умеют, а что нет. И, в конце концов, нам ведь все равно: так или иначе нас заметят, так давай развлечемся!
Пока Клэр собирала дрова – разумеется, она проиграла гонку до ручья, хотя бы потому, что не знала точной дороги, – Офелия как-то поймала куропатку, и они зажарили птицу. Содрав подрумянившуюся шкурку, Офелия разорвала ее и бросила половинку Клэр.
– Натри волосы, – сказала она и принялась сама возить по косе.
– Зачем? – удивилась Клэр.
Офелия тоже удивилась.
– Ты что, не знаешь, что волосы лучше всего держат запах? Клэр, ты меня так удивляешь иногда! – Клэр могла бы вернуть ей эти слова, но промолчала. – Где ты вообще жила до того, как попала в Организацию, на дне болота? Ты совсем ничего не знаешь!
– В деревне, – неохотно ответила Клэр. – В Ма…
Офелия расхохоталась.
– Другого ответа я и не ожидала, – заявила она. Клэр не поняла: какой может быть еще ответ на вопрос «где жила»? – На дне болота жизни нет, – продолжила Офелия, откусывая от своей половины куропатки. – Жа пваээа.
Что это должно было означать, Клэр не смогла догадаться. «Я победила»? Они вроде и не сражались.
Доев, они сожгли кости на остатках дров и немного посидели. Летняя ночь была теплой, но костер добавлял ей какой-то иной налет: на заданиях огня почти никогда не разводили и уж точно не оставляли догорать, всегда затаптывая, торопясь идти дальше. Клэр вдруг вспомнилась печь, стоявшая в их деревенском доме. Старая, полуразвалившаяся, с дырами в трубе, она нещадно чадила, когда Клэр, подсмотрев у соседей, однажды попыталась ее растопить. Старик тогда накричал на нее и побил, и Клэр больше не пыталась повторить топку.
Воспоминание было не особо приятным, и Клэр подняла голову. Офелия, похоже, сохраняла прекрасное настроение, в которое пришла после купания. В чем была причина, Клэр не знала, и угадать было трудно; поразмыслив, Клэр пришла к выводу, что Офелия, возможно, просто радовалась возможности поребячиться, увидев в этом очередную «игру».
– Клэр, у тебя есть друзья? – спросила вдруг Офелия.
– Есть, – соврала Клэр.
– Кто? Мирия, наверное?
Клэр слабо улыбнулась и кивнула. Пожалуй, они с Мирией были чем-то похожи: обе предпочитали держаться сдержанно и обособленно, обе руководствовались разумом и долгом, обеих на базе называли «гордыми». Хотя, с точки зрения Клэр, равнять их было оскорбительно для Мирии – та была раз в пять сильнее, – иногда Клэр казалось, что при каких-нибудь других обстоятельствах они могли бы сойтись.
– А еще? – допытывалась Офелия.
– Денев, – подумав, сказала Клэр.
– Да ну, они же с Хелен! – недоверчиво фыркнула Офелия. – Или вы там на троих?
– Нет, с Хелен я не дружу, – покачала головой Клэр, делая вид, что не замечает намека: про противоестественный интерес Хелен и Денев друг к другу шептались, но Клэр считала, что, даже если это было правдой, разговаривать об этом не стоило.
Офелия только хмыкнула.
– Ну ладно, я знаю, что ты не такая. Ты слишком скучная для всего этого. Значит, больше ни с кем не дружишь, да? А с кем бы хотела?
Клэр не понимала, куда гнет Офелия. Простое любопытство? Двойное задание: проверить наклонности и привязанности Клэр? Но зачем? Костер уже потух, и выражения лица Офелии было не видно; впрочем, Клэр сомневалась, что сможет разгадать его. В любом случае ответ стоило выбирать тщательно; Клэр остановилась на самом достойном варианте, вызывавшем, с ее точки зрения, меньше всего вопросов.
– С Галатеей.
– У-у! – отреагировала Офелия. – Хочешь быть такой, как она, да? Такой же сильной, умной и йоки управлять?
Кажется, Офелия никогда не уставала проявлять любопытство, устало подумала Клэр.
– Правда, почему? Ей же никто не нужен, она даже на задания всегда одна ходит, – продолжила Офелия.
– Мне есть чему поучиться у нее.
– Да ну? – насмешливо спросила Офелия. – А что ты-то сама ей можешь дать? Тебе до нее лет сто минимум – в холодной воде.
– В воде? – удивилась Клэр. – Почему в воде?
При слабом свете углей было видно, как Офелия пожала плечами.
– Мой брат так всегда говорил. Сначала рассказывал что-то, а потом добавлял: «В холодной воде». Это значит – вообще никак.
Клэр слабо улыбнулась.
– А знаешь, – продолжала Офелия тем же тоном, – говорят, ты в начале своей карьеры убила клеймор. Притворилась, будто хочешь помочь, когда она была ослаблена после сражения, и отрубила ей голову.
Клэр окаменела.
– Что? – лукаво спросила Офелия.
– Это неправда, – справившись с собой, ответила Клэр. – Терезу должны были казнить за превышение силы, и она выбрала смерть в сражении с сильным организованным отрядом йома и Пробужденным.
– И все? – Офелия не скрыла разочарования. – А ты где была? Из кустов подглядывала?
– Меня там вообще не было, – холодно ответила Клэр. – Моя деревня оказалась ближайшей к месту боя, поэтому к нам потом зашли зачистить после йома серебряной силой. Я просто ушла вместе с ними.
– Сама?
Они насильно никого не забирают, хотела сказать Клэр, но вместо этого просто кивнула, надеясь, что ее движение будет заметно при свете луны.
– Почему? – допытывалась Офелия. – Тебя обижали? Ты была сиротой, и тебя никто не любил? Хотела стать сильной и всем отомстить, показать им всем, да?
Сейчас Офелия казалась Клэр ее собственным внутренним голосом из десятилетнего прошлого. Впрочем, голос тот звучал обвиняюще, а Офелия говорила так, словно жаждала какого-то продолжения. Каким оно должно было быть, Клэр думать не хотелось.
Клэр помолчала, глядя в догоревший костер.
– Может быть, – вдруг призналась она, хотя открыла рот, чтобы сказать: «Я не хочу об этом говорить».
Было темно, но Клэр кожей почувствовала, как кровожадно улыбнулась Офелия.
– И как? – голос из темноты звучал… не так, как при свете. – Отомстила?
Клэр вскинула голову.
– Думала, я не замечу? – продолжая улыбаться, спросила Офелия. – От тебя па-ахнет, Клэр. Пахнет пробуждением.
Клэр стало жарко и холодно одновременно. В полудне пути – двое Восставших. Офелии ничего не стоило бы донести тело и рассказать потом о резонансе йоки. Лежавший рядом клеймор ничто, ее быстрый меч – ничто против берсерковой силы Офелии. Может быть, ей удастся использовать йоки...
Мгновения шли, Офелия не нападала.
Наконец из темноты донесся ее мелодичный смешок.
– Мне понравилось, – сказала Офелия, развязывая плащ. – Ты немножко поумнела с нашего первого задания.
Клэр ослабила хватку на клейморе, за который схватилась при движении Офелии. Та наступила в костер, задавливая последний тлеющий уголек.
– Когда еще и подрастешь, – добавила она ласково, глядя на Клэр сверху вниз, – мы снова сможем поиграть. А пока, – Клэр видела очертания белой руки, поднявшейся в очевидном жесте, – ни-ни!
Тоже встав, Клэр отошла под сень деревьев, воткнула меч в землю и принялась развязывать плащ – кончики пальцев еще покалывало от выброса йоки. Решение напасть первой оказалось правильным – по крайней мере, таким его посчитала Офелия, и это было единственное мерило, которое сейчас волновало Клэр. Вскинув голову, она посмотрела в ту сторону, где Офелия облюбовала себе место на ночлег.
– Они не могли послать никого другого, – еле слышно пробормотала Клэр себе под нос, накидывая край плаща на клеймор и накрываясь другой половиной.
– Не проспи, – раздался голос Офелии. – А то голову отрублю и правда скажу, что ты пробудилась.

Клэр не смыкала глаз и, едва забрезжил рассвет, поднялась и собралась.
– Подъем, – сказала она, тронув соратницу за плечо.
– Братик, – позвала Офелия и вцепилась зубами в руку Клэр. Опешив, та, не отдергиваясь, дала затрещину. Отпустив руку и прокатившись кубарем по земле, Офелия привстала на локте.
– Эй, – нехорошим тоном сказала она.
Клэр поглядела на набухающие рваные края укуса, подбирая слова.
– В следующий раз, – сказала она веско, не скрывая от Офелии руку, – я буду выдергивать из-за твоей спины меч.
Опасный блеск в глазах Офелии угас, лицо поскучнело.
– Всего-то, – сказала она, легко поднялась и поправила плащ на плечах. – Ну, пошли, чего встала? Залечить помочь?
Конечно, она не собиралась помогать, подумала Клэр, затягивая на укусе «повязку» из серебряной силы. Хотя могла и помочь – но зато потом как-нибудь навредила бы в драке. Клэр начинала немного понимать принцип, по которому жила Офелия: отчаянное стремление испытать мир на справедливость. Будет честный защищен или победит ее сила? Прав ли тот, кто выиграл? Клэр казалось, брат Офелии должен был что-то знать об этом, но, говорили, он умер. Самой Клэр тоже снились сны про Терезу, правда, очень редко, и, уж конечно, они не заканчивались попытками наброситься на ближайшего после пробуждения. До сих пор Клэр считала, что Офелия любила брата.
Впрочем, с ней никогда нельзя было знать точно: возможно, вот так и любила.
Спустя два часа пути Клэр ощутила в голове нарастающее покалывание.
– Стой, – окликнула она Офелию, – связь.
Офелия остановилась и поднесла к виску пальцы.
– Ничего не слышу, – сказала она после недолгого молчания и посмотрела на Клэр с подозрением. – Что ты задумала?
Клэр покачала головой:
– Нет, это точно связь.
Подойдя к дереву, она воткнула клеймор в землю и быстро соткала серебряную паутину, затем села, прислонилась головой к гарде и закрыла глаза. Связь была плохой: пилюля все еще работала; но кое-как Клэр удалось настроиться.
– Нас опередили, – сказала она наконец. – Алисия и Бет пошли обратно не запланированным путем и на краю территории нашего задания попали в поле зрения Восставших.
– Я все слышу, – откликнулась Офелия: оказывается, она села по другую сторону клеймора и тоже настроилась на паутину. – Прожорливые сучки!
Клэр покоробило от неожиданно грубой брани, но она чувствовала, что разделяет досаду Офелии. Действительно, пройти весь этот путь, все точно рассчитать – и все напрасно. Правда, Клэр была уверена, что, столкнись их группа с Алисией и Бет уже почти у места, все равно пришлось бы отступить: близняшки были самыми сильными и опытными воинами Организации; даже если бы им кто-то попытался помешать, они бы попросту успели вступить в бой первыми – и наверняка бы победили.
– Хорошенькое утешение, – фыркнула Офелия, продолжавшая слушать. – Убить каких-то трех йома!
– Это рядом, – возразила Клэр; ей никогда не нравилось то, как Офелия обсуждает задания.
– Ну, зато мы хорошо провели время! – заключила Офелия, и встала – клеймор слегка качнулся.
Клэр послушала еще немного, но было тихо: видимо, никаких дополнительных уточнений не предполагалось.
– Три йома, – повторила она, вставая и сматывая паутину.
Офелия расхохоталась.
– Три йома – сколько ног? Знаешь эту шутку?
С точки зрения Клэр, шутка была какая-то несмешная.
– Шесть, – ответила она.
– А вот и нет! – радостно пропела Офелия. – Если вот так тереть, – ее меч оказался возле ноги Клэр, лезвие прижалось к бедру, и Клэр ощутила вибрацию – растущая рядом трава полетела во все стороны, – то будет три. А если вот так… – Меч развернулся перпендикулярно, и Клэр отпрыгнула, инстинктивно потянувшись за своим клеймором. – Ну, ну, – укоризненно сказала Офелия, – чего ты такая? Ладно, не буду.
Клэр была готова поклясться, что та меряет расстояние между ними.
– Отсюда полдня пути, – заметила она. – Если ты отрубишь мне ногу вибрирующим мечом, будет полтора. Мы столько не объясним.
Она не была уверена, что это сработает, но Офелия вдруг расплылась в улыбке.
– Смотрю, ты тоже умеешь шутить. – С точки зрения Клэр, и в этом ничего забавного тоже не было. – Ну, пошли!

Три йома, которых Офелия находила такими смешными, делили добычу: перед ними лежала некрупная овца, уже наполовину съеденная. У них не было никаких шансов: Офелия, уже восстановившая йоки, вылетела на них из леса, одним взмахом меча снесла голову первому и разрубила второго. Третий, ополоумев, бросился наутек куда глаза глядят; выскочив прямо на него, Клэр отрубила ему голову.
– Давай докладывай, – распорядилась Офелия, – я их пока подготовлю.
В принципе, это не входило в их обязанности: готовить тела, то есть разрубать на части, удобные для уничтожения командой зачистки; но иногда клеймор делали это, чаще всего если дело происходило не в населенной местности – считалось, что местные и так испытывали шок при виде насильственных смертей, и незачем было их травмировать еще больше.
Клэр наскоро связалась с базой и доложила, что йома ликвидированы. Выслушав дальнейшие распоряжения, она свернула паутину.
– Возвращаемся на базу, – передала она Офелии. – Ветками забрасывать не будешь? – Клэр кивнула на тела йома: обычно такое прикрывали, чтобы дикие звери не добрались раньше чистильщиков. Большой беды не было бы, но считалось, что поедание чужеродных существ плохо влияет на местную экологию. Тем более сегодня Офелия постаралась на славу: йома были нарублены так, что, вздумай кто-нибудь восстановить тела, ему пришлось бы буквально по кусочкам собирать их. Судя по клочкам белой шерсти, туда же пошла и недоеденная туша овцы, и Клэр в очередной раз подивилась странному чувству юмору напарницы.
Офелия отмахнулась:
– Сюда скоро придут те, кто чистил за Алисией и Бет, – сказала она и облизнулась. – Надеюсь, близняшкам тоже приказано возвращаться?
Клэр добросовестно ответила:
– Не знаю.
– Ничего-то ты не знаешь, – вздохнула Офелия и рассмеялась. – Побежали!
Казалось, Офелия вообще не любит ходить: она все время бежала под йоки; Клэр каждый раз приходила на место привала, сбившись с дыхания, и сидела, восстанавливая силы, тогда как Офелия разгуливала вокруг нее. Клэр не нравилось думать, что для Офелии это тоже было игрой: кружить вокруг более слабой напарницы, выжидая момент, удобный для… чего? Нападения со стороны Офелии больше не было, хотя порой Клэр думала, что ей было бы спокойнее, если бы оно все-таки повторилось.
– Где твой плащ? – спросила Клэр, стараясь, как обычно, подстроиться под шаг напарницы.
Мелькнул локоть: Офелия поднесла руку к горлу.
– Черт, – ругнулась она, затем приказала: – Иди вперед, догоню.
Развернувшись, она кометой скрылась из виду. Клэр подумала, что снова не смогла угадать реакцию Офелии: по ее предположению, та должна была сказать что-то вроде «чистильщики принесут» и продолжить путь. Клэр сосредоточилась на своей йоки, пытаясь распределить силу по ногам и легким как можно более равномерно. Благодаря таким «тренировкам» на заданиях ей уже удавалось держать темп до пяти часов без перерыва, но этого все равно было недостаточно. Когда Офелия сняла плащ и зачем? На йома его не было, на кустах тоже. Клэр заметила, что йоки в левой ноге дрожит, и подправила. У Офелии крепкие ноги и руки и цепкие пальцы; сколько усилия нужно приложить к тому, чтобы затянуть завязки на плаще? Клэр поколебалась, добавить ли еще немного йоки в легкие, но решила этого не делать: ей нужно экономить силы. Офелия вернется довольно быстро – если только она обронила плащ на поляне с йома. Клэр не могла вспомнить, был ли плащ на Офелии с утра.
Перепрыгивая ручей, Клэр спугнула скопу: взмахивая крыльями, та взлетела над водой. Бросив беглый взгляд ей вслед, клеймор заметила, что ошиблась: в когтях у птицы болталась рыба. Клэр споткнулась и стиснула зубы: она вдруг поняла, почему Офелия потеряла плащ. Вернуться? Клэр было ни за что не успеть, она не могла тягаться в скорости с Офелией; а быть свидетелем ей хотелось еще меньше. Вздохнув и восстановив дыхание, она снова помчалась вперед, инстинктивно стремясь уйти как можно дальше от того места. Клэр поняла и кое-что другое – что не сможет написать об этом в рапорте, и не потому, что у нее нет доказательств, а потому, что Офелия знает: Клэр пробуждалась. Око за око.
Сбоку свистнул воздух, солнце отразилось в наплечных накладках: Офелия заняла свое место ведущей. Невольно вдыхая тяжелый запах мяса, доносимый ветром, Клэр вспоминала ее слова об Алисии и Бет: «Прожорливые сучки». Вполне возможно, Офелия ровно это и имела в виду: в конце концов, она-то знала, о чем говорит.

Миссия 8-71-17-2. Год 655.

Стылое солнце пригревало тонкую ткань на плечах, лишенных металлических пластин. Стояло затишье, какое бывает поздней осенью; в безветрии голоса птиц казались звонче, а дорога не пылилась под ботинками. Офелия нагнала Клэр где-то в полях; они должны были получить простую одежду перед двойной развилкой на дороге в деревню Ауне и, замаскировавшись под местное население, пройти эту местность. На этот раз им досталось задание технически несложное, но требующее тонкого подхода, а главное, умения держать язык за зубами. Клэр ни с кем в Организации особо не дружила и держалась обособленно, что касается Офелии, Клэр было трудно представить ее откровенничающей. Насколько Клэр смогла понять по обрывкам разговоров, на базе Организации Офелия обычно молчала; и Клэр не могла сказать, что ее стиль общения на заданиях можно было бы назвать болтовней – это больше походило на провокационное заигрывание перед кровавыми кошачьими забавами с мышами. Уж во всяком случае ничего лишнего Офелия не говорила, и в уме ей отказать было нельзя.
Платья действительно лежали на дороге; переодеваясь, стоя на коленях и неудобно согнувшись в высоких жухлых стеблях травы, Клэр слышала далекие отзвуки голосов крестьян: люди готовили пашню к зиме. Когда и кто положил одежду для клеймор, гадать было бессмысленно: это могло случиться и пару часов назад, и два дня, и три. Если бы пошел дождь, платья бы промокли, и их пришлось бы высушить на себе в лесу или в траве соседнего поля, только и всего. Переобувшись в кожаные башмаки и спрятав тканевую экипировку и обувь – металлические накладки и мечи они заблаговременно оставили в лесу, – Клэр и Офелия пошли мимо пашни. Спустя полмили их окликнула краснолицая крестьянка, кормившая своего малыша неподалеку от дороги. Клэр вежливо поздоровалась. Младенец беспокойно заворочался, почуяв серебряную силу, и крестьянка без промедления сунула ему в рот набухший от молока сосок. Ее взгляд рассеянно скользнул по костистой Офелии и обежал фигуру Клэр.
– Ах, девочки, к шаману идете? Да ведь нет его сейчас, уехал, тому уж неделю будет. Вы обождите, скоро должон вернуться. – Младенец попытался выплюнуть сосок, явно собираясь зареветь, но крестьянка крепче прижала его к груди. – Покудась работы, – крестьянка кивнула на пашню, – много, без дела да крова не останетесь, – она подмигнула Клэр, очевидно, сочтя ее более «свойской», и занялась своим ребенком.
– Спасибо, – сказала Клэр, решив не добавлять «матушка»: судя по возрасту ребенка, крестьянке вполне могло оказаться лет пятнадцать, а настраивать местных против себя было нельзя.

За пашней они остановились наскоро посовещаться.
– Успеем? – напряженно спросила Клэр. Офелия помолчала, вздернув голову и словно принюхиваясь к воздуху.
Сталкиваться с шаманом не хотелось никому. Организация и местный шаманизм формально занимались разными делами: клеймор убирали йома и чистили за ними, шаманы помогали населению в быту и контролировали тени. На деле они мешали друг другу самим своим существованием, и еще не было случая, чтобы встреча шамана и клеймор закончилась мирно. Как правило, шаманы нападали первыми. Они утверждали, что серебряная сила клеймор мешает им работать, поэтому стремились в лучшем случае изгнать клеймор за пределы своего «округа» или измотать ее, выжав всю йоки. В худшем случае на место боя являлся представитель Организации забирать меч и требовать с шамана «кровавое вено». Справедливости ради, шаманы всегда его платили – впрочем, утешения в этом было мало. В любом случае шаманы были местными, а клеймор – пришлыми, поэтому местное население всегда было на стороне черной силы, а не серебряной.
– А что? – наконец спросила Офелия, переведя взгляд на Клэр, и та не могла понять: было это вызовом или вопросом.
– Если мы остановимся ниже по течению, то сможем наблюдать за уровнем воды, – перебирая варианты, предложила Клэр. – А в деревню просто зайдем и спросим, был ли уже…
– Трусиха! – оборвала ее Офелия. – Хочешь сидеть, как кролик под кустом? Знаешь, что бывает с пугливыми жирными кроликами по осени? – она улыбнулась, потом рассмеялась над напряженным выражением лица Клэр. – Мы останемся в деревне до тех пор, пока не узнаем, когда разлив.
– Офелия, – твердо сказала Клэр, и Офелия удивленно остановилась. – У нас нет времени на провал.
Офелия рассматривала Клэр такими изумленными глазами, будто с ней вдруг заговорило пугало, и притом о строении земли и воздуха.
– Слушай, – сказала она незнакомым теплым тоном, – ты же не собираешься драться с шаманом?
Клэр удивилась бы меньше, если бы и вправду оказалась говорящим пугалом. По ее мнению, это Офелия всегда жаждала крови, и неважно чьей.
– Нет, – ответила она и подавила в себе желание помотать головой: интонации напарницы были подозрительно дружелюбными. Так в Организации никто, кроме Галатеи, говорить не умел, и даже ту подводил металлически-звонкий голос.
– Значит, – продолжила Офелия, – мы поработаем на них, – она кивнула в сторону баб на пашне, – узнаем то, что нужно, и уйдем. И никого не тронем.
Клэр казалось, что она сходит с ума, но еще большим сумасшествием было бы показать это Офелии, поэтому она кивнула и повторила:
– Никого.
– Вот видишь, как все просто? – просияла Офелия, словно это она три года охраняла Клэр, как бы та не начала вырезать все местное население у себя на пути. Заправив прядь волос за ухо, она направилась к деревне, и Клэр была бы уверена, что слышит, как Офелия негромко напевает, если бы слух не говорил ей: только мотыги в поле, только шелест сухой травы, только перепевы птиц над пашней.
Двинувшись следом, Клэр пообещала себе: когда вернется, обязательно узнает, сколько Офелии лет и откуда она родом.

В деревне, вопреки ожиданиям, они застали немало людей: видимо, домашнее хозяйство нуждалось в подготовке к зиме ничуть не меньше, чем поля. Офелия без труда устроилась батрачить к крикливой бабе, которая немедленно отправила новую рабочую силу приводить в порядок огород, а Клэр нанялась прислугой в зажиточный дом к тихой грустной женщине. Наносив воды, наколов дров, укрепив забор и прополов огород, к вечеру Клэр уже знала, кто где живет, у кого сколько скотины, и могла нарисовать план деревни с закрытыми глазами из любой точки. Им с Офелией повезло: дом шамана был на дальнем от них краю поселка; это давало небольшое преимущество в расстоянии, если бы шаман вдруг надумал вернуться раньше срока. Одно, впрочем, так и оставалось невыясненным: был ли уже разлив ручья. Хозяйка Клэр призналась, что да, ручей об эту пору вроде бы и правда становится полноводным, но она никогда не обращала на это особого внимания. Офелии, перекинуться парой слов с которой Клэр удалось во время починки изгороди, тоже ничего узнать не удалось: ее хозяйку больше интересовали свиньи и картошка, чем окружающая природа. Ненавязчиво предложив своей госпоже постирать поутру белье и получив на это разрешение, Клэр легла на лавке и всю ночь старательно притворялась спящей.
Утром, выгнав коров и задав корма птице, Клэр взяла корзину с рубахами и полотенцами и пошла к ручью. Он тек в овраге поодаль от деревни, и вода в нем уступала по чистоте колодезной, поэтому неудивительно, что местные мало следили за его состоянием, хотя охотно стирались и мыли скотину. Управившись с бельем, Клэр отставила корзину и села на берегу. Земля уже затвердела в преддверии зимы, но покрывающие ее желтые травы держали тепло, исходящее от тела. Клэр задумалась: может ли быть, чтобы вода разливалась в то время, когда все вокруг засыхает? Возможно, земля, смерзаясь, давала выход какому-нибудь подземному ключу, но для такого ручья понадобилось бы целое озеро. Ни мельниц, ни плотин на нем не было, о ледниках, таявших в конце осени, говорить не приходилось… Природный феномен местности?
Непривычный шум резанул ухо Клэр, и она подняла голову. К ручью, гремя ведром, спускался одетый в черное мужчина. Присев неподалеку, он принялся мыть принесенные в ведре миски.
– Славная погода, – обратился он к Клэр. – Ничуть не мешает путешествовать.
Офелия бы сказала, что она спятила – разговаривать с шаманом, подумала Клэр, разглядывая широкий рот мужчины.
– Мы ждем разлива, – ответила она медленно. – Нам нужно найти кое-что.
Офелия наверняка предложила бы что-нибудь стоящее взамен. У Клэр ничего такого не было.
Мужчина поскреб миску и опустил на траву.
– Я еще не настолько сошел с ума, чтобы помогать клеймор. – Он покачал на ладони бронзовую плошку с затейливой струйкой узора у ободка. – Если только храбрая воительница не даст мне заглянуть внутрь нее. – Он уставился на Клэр светлыми глазами, которые больше подошли бы сове: большие, круглые. Хищные.
Клэр встала.
– Через два без небольшого дня пути, – нехотя сказал мужчина, – будет развилка. Направо деревня Иниуле. Налево лужайка. За лужайкой – вход в тени. Если сумеете пройти, будет спуск к скале.
Клэр заставила себя стоять прямо, держа в руках корзину с бельем, хотя ее смывало с берега и швыряло на дно, обивая камни.
Шаман пошарил в ведре, не найдя чего-то, замер, разочарованный, потом расслабился – дуть перестало, иллюзия исчезла: перед Клэр сидел на корточках обычный высокий мужчина и недовольно щурил светлые глаза.
– И вот что, – он поморщился, – я могу вас разъединить, но это будет не бесплатно. Понимаешь? – Он насмешливо улыбнулся своим широким ртом. – Мне нужно тело. Итого, выходит, два тела.
Клэр кивнула в знак благодарности, развернулась и пошла карабкаться вверх по тропе, зачерпывая камешки негнущимися ногами.
– Поняла меня? Два! – крикнул шаман ей вслед и потерял интерес: Клэр словно ветром в спину наподдало.
Взлетев наверх, она по инерции пробежала еще несколько ярдов, замедлила шаг и уже не спеша пошла по деревне. Копошившийся возле забора мальчишка поднял голову от своей лужи и осуждающе посмотрел на бегающую служанку не по возрасту взрослыми глазами. Не сумев разжать судорожно стиснутые зубы, Клэр скользнула по мальчонке беглым взглядом занятого человека и, деловито перехватив корзину, заспешила дальше. Наподдать бы ему еще, да…
– Почти два дня пути, – сказала она, ввалившись к Офелии, скребущей пол в хлеву. – Я знаю дорогу.
Та бросила вилы и, отирая руки о юбку, направилась следом за соратницей к выходу из деревни.
– Эээй! – донеслось им вслед, и из-за изгороди высунулось возмущенное красное лицо бабы Офелии. – Куда, мать-перемать?
Офелия, не останавливаясь, взяла одной рукой стоявшую возле чьего-то забора заготовку для пугала и метнула на голос. Баба охнула и скрылась; шест, пробив забор на фут справа от головы бабы, покачивался.
– Мы договаривались, – сказала порозовевшая от возмущения Клэр.
– Я ж не вилами, – бросила Офелия. Круто развернувшись, она нехорошо прищурилась. – Донесешь?
Клэр посмотрела в сузившиеся светлые глаза и нахмурилась.
– Она бы не побежала нас останавливать. – Офелия сделала движение, словно собираясь шагнуть навстречу, но Клэр продолжила: – Но могла позвать подмогу, и это задержало бы нас. Угроза была оправдана, но в следующий раз будь помягче.
Офелия молча отвернулась и пошла дальше. Клэр до сих пор этого не понимала: приказы никогда не останавливали Офелию, но при виде формального осуждения та отступала.

Следующий день они шли молча. Дорога была ровная, легкая пыль взлетала вокруг ботинок, солнце грело все слабее. Офелия молчала; Клэр считала, что ей не о чем говорить сейчас, поэтому тоже не раскрывала рта. Через день после выхода из Ауне они остановились перекусить; ели тоже молча. Клэр чувствовала, что Офелия чем-то недовольна, и, в принципе, не винила ее: лично ей было бы все равно, если бы напарница пригрозила написать в рапорте о внезапной вспышке гнева, в результате которой чуть было не пострадал представитель местного населения, но Клэр признавала, что Офелия была куда более эмоциональной – ее это могло ранить. Глядя, как Офелия рвет зубами мясо своей половинки отловленного в сети йоки зайца, Клэр подумала, что она может быть и не права: возможно, Офелию просто ранило то, что ей не удалось совершить над кем-то насилие. Она одернула себя: после их последней совместной миссии Клэр неосознанно воспринимала Офелию скорее как зверя, чем как человека – а это было неправильно. Да, кровожадность напарницы превышала все мыслимые допущения Клэр, но быть воином Офелия от этого не переставала. Она ставила убийство йома в приоритет и… и… Клэр спохватилась, что до сих пор смотрит Офелии чуть ли не в зубы, а та, опустив руку с недоеденным зайцем, сверлит ее тяжелым взглядом. Клэр помотала головой, хотя вопрос не был задан, и поспешно уткнулась глазами в землю. Чуть ли не кожей она почувствовала, как Офелия медленно ухмыльнулась, затем с удивлением услышала хруст рвущихся мягких тканей.
Офелия протягивала ей заячью ногу.
– Сказала б сразу, – сказала она.
Клэр собиралась было отказаться, но передумала и взяла угощение. Мясо было таким теплым, словно руки Офелии нагревали его.
– Спасибо, – сказала она, постаравшись вложить в голос немного чувства вины: словно она в самом деле была голодна, но стеснялась попросить добавку.
Сохраняя улыбку в углах рта, Офелия сказала:
– Я чуть не забыла, что ты почти полукровка, – и откусила приличный кусок из заячьей спины.
Клэр изумленно воззрилась на напарницу. Откуда у нее вообще такие сведения?
– А ты наивная, Клэр, – продолжила Офелия; из-за набитого рта у нее получилось что-то среднее между человеческими словами и «мтэ нэйгхм кхлл», причем имя Клэр она как будто выплюнула. Прожевав, она добавила: – Неужели, думаешь, я б не навела справки о той, с кем меня стали то и дело посылать убивать Восставших?

продолжение в комментариях

@темы: Экшн, Клэр, Даэ, Драма, Новогодний разврат, AU, R, Офелия, Третий тур

---

Подарок № 10

[Дохлый Йома]

Название: Белый конь
Автор: Йома-сказавший-нет-матчасти
Персонажи: Галатея, Исли,

а эти ребяты особо значения не несут

ОЖП, отец Винсент, часовые, таверна трупов и аура Ригальдо
Жанр: повседневность, драма, элементы дарка
Размер: мини, 2 027 слов
Рейтинг: PG-13
Саммари: Однажды вечером Галатея почувствовала странные ауры.
Предупреждение: смерть второстепенных персонажей
Примечания: 1. ООС по вкусу.
2. Автор осознает, что он утырок и несет с собой дух Обломова, но вы сами этого хотели!
3. Не отправить кого-нибудь в бордель я не мог. Извините.
4. От новогоднего духа тут ровно слегка снежком город припорошило.

Когда у ворот Рабоны появились две страшные ауры, Галатея укладывала спать маленькую Софи. Девочка просила о сказке, дергала за рукав и почти сразу же сбивалась на рассказы о том, как провела сегодняшний день.
— А потом, сестра Латея, мы построили огромную крепость!..
Галатея поплотнее укутала Софи в одеяло, пообещала, что малышку будут хранить небеса, и быстро вышла из комнаты, не обратив внимания на протестующий писк.
Все силы Галатея бросила на то, чтобы отследить, куда же направятся эти две ауры, а сама мчалась по коридору приюта, изредка натыкаясь на людей и даже не извиняясь. Она могла устроить панику своим неадекватным поведением, но разве это имело значение, когда в Рабону входят двое «пробудившихся»?
Галатея постаралась успокоиться. Во дворе она уже шла медленно, на вопрос дворника, не замерзла ли, улыбнулась и закуталась в шаль, а потом направилась к монастырю.
«Пробудившиеся» двинулись к таверне.
Вряд ли они были настолько глупы, чтобы сразу приняться уничтожать людей. Будь на их месте Галатея, она бы сначала разведала обстановку… Нет, она бы просто не сунулась в большой город. Это же, в конце концов, глупо, когда вокруг столько деревень.
А что, если они замыслили переворот?
Галатея поздоровалась с отцом Винсентом, посетовала на ударивший мороз и пошла по направлению к собственной комнате, отказавшись от сопровождения. Двигалась она медленно, придерживаясь за стенку. Шероховатый камень приятно холодил пальцы.
Переворот — это тоже глупо, особенно тогда, когда ты можешь превратить свое тело в огромную машину для убийства. С таким раскладом и власть не нужна, да и раньше «пробудившиеся» не особенно спешили завоевать какие-то высокие человеческие посты, а что происходило между ними, в расчет можно не брать.
Вопросом оставалось еще то, зачем они пришли в город вдвоем. Решили устроить сражение, поделить территорию по праву сильного?
Галатея чувствовала присутствие в городе других Клеймор, но у них были такие низкие ранги и слабые ауры, что воительницы вряд ли почувствовали бы «пробудившегося», встань тот нос к носу рядом с ними. Да и, кажется, ни у кого не было развитого дара видеть ауры, кроме как у Галатеи.
Она закрыла за собой комнату — ручка от волнения нашлась нескоро, будто бы специально убегала из-под ладони, — легла на кровать и сложила руки вдоль тела. Галатея не шевелилась, все ее силы были направлены на слежку за «пробудившимися».
Через пару часов, когда на улице было слышно лишь перекличку часовых, одна из аур отправилась в северную часть города, а вторая осталась на месте. Галатея прикусила губу: «пробудившийся» проходил всего в нескольких улицах от церкви.
Направился он не куда-то, а в бордель. Галатея нахмурилась, перевернулась на бок, подложила сложенные ладони под щеку и продолжила наблюдать.
Через полчаса «пробудившийся» вышел из борделя — Галатея не сдержалась и глумливо хмыкнула, потому что была наслышана о чуть ли не двадцатиминутном расшаркивании хозяина дома терпимости перед всеми клиентами, — и направился в противоположную таверне сторону. Он бродил по улицам, за несколько часов неспешным шагом обошел всю Рабону, но от церкви держался на приличном расстоянии. Галатея хмурилась, кусала губы, вся нервно сжималась, когда он подходил ближе, и вслушивалась в тишину. Ей казалось, что того и гляди раздадутся крики о помощи, запахнет гарью, а город сотрясет от тяжелой поступи чудовища.
Ничего не происходило, а Галатея уже отлежала бок и снова перевернулась на спину.
В этой твари было что-то не то — даже если не учитывать того, что оно не было ни йома, ни человеком.
Да, и этим «не тем», решила для себя Галатея, является то, что «пробудившийся» приперся в Святой Город, остановился в захудалой харчевне и отправился в публичный дом. В принципе, тогда все вопросы отпадали.
«Пробудившемуся» просто захотелось интересных развлечений. Но зачем он притащил того, второго?
Отсиживаться за стенами церкви больше было нельзя, и Галатея встала с кровати, пробуя, не затекли ли ноги. Она «прощупала» весь город вплоть до ворот, пока стояла, переминаясь со стопы на стопу, ощущая, что в Рабоне сейчас нет ни одной клеймор, кроме нее самой. Наверняка «пробудившийся» почувствовал это, поэтому кружил у церкви. Выманивал?
Галатея глубоко вздохнула, еще раз отметила, что в воздухе не тянет опасностью, и пошла к двери. Там она медленно, оттягивая момент, обулась в поношенные сапоги, нашарила на вешалке шаль, накинула ее на плечи и вышла.
Воздух на улице заметно остыл за ночь и щипал нос, от дыхания сильно жгло губы. Галатея то и дело облизывалась, ступала бесшумно и ни на мгновение не теряла те две ауры. Теперь они были неотделимы друг от друга, находились рядом, будто «пробудившиеся» совсем сократили расстояние и стояли бок о бок.
Следить за окружающими объектами опять становилось сложно, но Галатея старалась. Она обошла оставленную кем-то телегу — кажется, это была телега, а не неровно сваленные в кучу ящики, — поскользнулась на льду и тут же раздавила его каблуком, на пару мгновений полностью потеряв концентрацию. Ей показалось, что хруст был слышен на всю улицу, Галатея замерла, затаила дыхание, снова бросила взгляд в ту сторону, где должны были находиться «пробудившиеся»…
Их не было.
Галатея тут же отбросила всю осторожность, позабыла о том, что кто-то может заметить из окна мчащуюся на невероятной для человека скорости монашку, и пустилась вперед, перескакивая выбоины и замерзшие лужи.
Она ощущала ауры спящих жителей Рабоны, их домашних животных, околачивающегося за стеной одинокого йома, а вот «пробудившихся» не было нигде, словно они сквозь землю провалились. Сама того не осознавая, Галатея проделала тот же путь, что около часа назад прошла чужая и опасная аура. По дороге ей не встретилось ни одного человека — она бежала по подворотням и узким темным улочкам, по которым ночью редко кто ходил.
Галатея остановилась у таверны, один раз вдохнула через нос, а затем выдохнула, опаляя горячим дыханием губы.
В таверне было тихо, Галатея вообще не ощущала в ней ни одного человека. В то время года, когда в подобных местах был наплыв постояльцев, в здании не ощущался даже хозяин, все будто вымерло.
Ощущая, как нервно сжимаются мышцы на спине, Галатея вошла в таверну — и тут же услышала, как захлопывается за спиной дверь, а затем задвигается засов, надсадно скрипя. Им вряд ли вообще пользовались последние лет пять, сложно было представить, что засов можно заставить двигаться.
Медленно, будто бы разгорающееся пламя, начала появляться страшная аура.
— Вы все это время были здесь, — произнесла Галатея и похвалила себя за недрогнувший голос.
— Да, — отвечавший был мужчиной. — Практически. Все время здесь был я, а мой друг недавно ушел. Что так долго, клеймор? Я думал, ты заметишь нас раньше.
Галатея не стала говорить, что так оно и было, только она трусила и боялась двинуться куда-то дальше своей комнаты. Подумать только, пообещала защищать Рабону, а сама спряталась в своем углу, отсиживалась, ждала, пока эти нелюди творили что хотели.
— Где все люди? — спросила она вместо этого.
— Мы их убили, — ответил «пробудившийся».
Его голос звучал так, будто он не придавал убийству пары десятков человек никакого значения.
Галатее стало нехорошо.
— Что вам нужно? — голос все еще звучал ровно, она даже смогла сложить руки на животе, как делала это всегда, когда кто-то приходил за советом.
— Слишком много вопросов, — мягко произнес «пробудившийся» и незаметно для Галатеи приблизился, погладил ее по голове, как маленького ребенка. — Может, мы потом решим все наши проблемы?
Он взял Галатею под локоть и повел куда-то вперед. Ступать приходилось осторожно, рядом с «пробудившимся» все способности будто бы ослабли, исчезли, как и не было их, только горела его аура.
Галатея споткнулась обо что-то, «пробудившийся» поспешно повел ее влево.
— Извините, — вздохнул он, — вы наступили на руку. Я забыл, что вы не перешагнете ее, если я не скажу.
Будто слетела завеса: в нос тут же ударил запах свежей крови, горького пива, которое тут наливали каждому желающему за гроши, и застарелой пыли. Галатея ощущала лежавших на полу людей, вот только «пробудившийся» так и разгорался медленно, хотя его аура уже заполнила всю таверну. Одновременно где-то далеко замелькал другой «пробудившийся», будто насмехаясь над ней.
Во рту у Галатеи пересохло.
Ее усадили на деревянную скамейку, положили руки на стол. В ладонь скользнуло что-то гладкое и прохладное, размером с мизинец.
— Я хочу предложить вам сыграть со мной в шахматы, — сказал «пробудившийся».
Галатея гладила фигурку, пытаясь понять, что же задумало это существо. Бороться с ним без меча было бесполезно.
Нет, не так — бороться с ним вообще было бесполезно.
— Я ничего не вижу, — напомнила Галатея.
— О, я помогу вам! — с готовностью сообщил «пробудившийся». — Вот сейчас вы держите в руках белого коня.
Галатея тут же уронила шахматную фигуру.
Оставшихся «пробудившихся» мужского пола знали всего троих. Один из них, Даф, везде ходил с Рифул, да и голос, насколько помнила Галатея, имел совершенно иной. Про других двух слышно было мало, разве что то, что главный из них является Королем Севера, а второй слоняется где-то рядом с ним.
Галатея знала еще и то, что Король Севера напоминает кентавра.
Нет, сегодня точно был не ее день.
— Король Севера? — шепотом спросила Галатея.
— Исли, если оставить все эти расшаркивания, — «пробудившийся» усмехнулся.
Галатея ощутила, как он наклонился через стол. Она приготовилась к смерти, а Исли всего лишь взял белого шахматного коня. Где-то совсем рядом раздался клич часового, сообщавшего, что на улицах города все мирно. Еще бы, самый кошмар находился здесь, в паре шагов от Галатеи, она ощущала его ужасающую ауру, слышала дыхание и шелест одежды от движений.
— Я прятался от тебя не больше пяти минут, а ты уже успела обежать весь город. Ты очень сильная. Как тебя зовут? — Исли расставлял по полю шахматы: Галатея слышала стук дерева о дерево, видела, как мерцают страшной убийственной аурой фигурки.
Странно, думала она, что они не плавятся или хотя бы не горят.
— Я слепая, — повторила Галатея, — я не могу играть.
— Это я вижу, а вот имени твоего на тебе не написано.
— Галатея.
— Очень приятно, Галатея.
Когда у нее еще было зрение, а под боком находилась библиотека Организации, Галатея как-то прочитала про пир во время чумы. Люди находились за закрытыми дверями, осознавали, что вокруг царит смерть, а сами разговаривали, как ни в чем не бывало. Если бы Галатея сейчас не замирала от каждого движения Исли, это определение можно было бы применить и к ним двоим.
«Пробудившийся» переставлял шахматы, хмыкал, иногда останавливался и думал. Галатея следила за фигурами, отмечая, что Исли играет за них двоих разом, причем очень странно: он почти сразу же уничтожил пешки что с одной стороны, что с другой, и стал играть крупными фигурами.
Они сидели достаточно долго. За это время прошла еще одна перекличка часовых.
Исли переставил еще королеву.
— Шах и мат. Ты победила, Галатея, поэтому я позволю тебе уйти домой.
Галатея сглотнула, вцепилась в край столешницы и кивнула. Вот как, значит, он играл на ее жизнь. Все это время, что она тут сидела и ждала, решалась ее судьба, Исли просто хотелось немного поиграть.
— Это тебе, — он вновь вложил в ладонь Галатеи коня. — Давай, я тебя провожу, нехорошо отправлять девушку одну ранним утром.
Они покинули таверну, насквозь пропахшую кровью, вышли на мороз. Галатея в первую секунду задержала дыхание, чтобы в легкие не пробрался холод, а Исли заметил это, обнял ее за плечи и что-то накинул сверху — плащ, должно быть. От него пахло дорогой и свежестью, хотя Галатея ожидала услышать запах пота. С ними здоровались рано проснувшиеся горожане, дружелюбные и ничего не замечающие. Приходилось улыбаться каждому из них, делать вид, что ничего страшного не происходит, и идти дальше.
У церкви они остановились.
— Сестра Латея, ну надо же… — произнес Исли.
К ним кто-то подбежал, в живот Галатеи ткнулось лицо с небольшим носиком.
— Сестра Латея! — голос Софи произносил ее имя гораздо приятнее. — Доброе утро, сестра Латея! Вы гуляли? А кто это, ваш друг?
— Да, малышка, я друг сестры Латеи. Поиграем в снежки?
Софи тут же отцепилась от Галатеи, кажется, взяла Исли за руку и они пошли к ближайшему сугробу. Девочка тут же засмеялась, стала напрыгивать на «пробудившегося», а тот, как ни в чем не бывало, отстреливался от не снежками и пытался свалить в снег.
Галатея присела на скамейку, спрятала шахматного коня в ладонях и изобразила на лице улыбку. Кажется, Исли не собирался причинять зла Софии, по крайней мере, так казалось со стороны.
Через некоторое время у ворот Рабоны появилась аура другого «пробудившегося». Король Севера отряхнулся от снега, подошел к Галатее и погладил ее по голове — так же, как ночью в таверне.
— Пока, сестра Латея, мне нужно идти. Пока, Софи!
— Пока, пока!..
Софи рухнула на скамейку и выдохнула. На девочке остались отпечатки ауры «пробудившегося», и Галатея не сомневалась, что на ней самой тоже их полно.
— Он очень хороший, — сказала вдруг София. — И красивый. Это твой жених, сестра Латея?
— Нет, — усмехнулась Галатея, — не мой.
Две ауры «пробудившихся» приблизились друг к другу за границей города и двинулись прочь, не останавливаясь ни на секунду.
Галатея наконец-то почувствовала, как отлегло от сердца.

@темы: ОЖП, Галатея, Исли, Драма, Новогодний разврат, PG-13

---

Подарок № 9

[Дохлый Йома]

Название: Save me from living
Автор: Рождественский Йома
Персонажи: Галатея и мельком другие
Жанр: дарк, драма, AU
Размер: мини, 3812 слов
Рейтинг: PG-13
Саммари: Рабонский бог еще не счел ее испытание достаточным.
Предупреждение: смерть второстепенных персонажей
Рекомендация автора: после прочтения постараться как можно скорее забыть.

Галатея чертила круги на выпавшем ночью снегу. Дети, собравшиеся вокруг, по своему разумению превращали потом их то в солнышко, то в кошачью морду, то в ромашку, то в...
— Это ж задница голой бабы! — возмутился подошедший воин.
— Это яблоко в разрезе! — закричало сразу несколько голосов. Остальные радостно захихикали и принялись повторять некультурное слово. Галатея воочию представила, как они пихают друг друга локтями — краснощекие, немного смущенные, — и засмеялась.
— Нет, ну они правда бабу нарисовали, — оправдывался солдат. — Пользуются тем, что вы, сестра, не видите, и творят, что хотят...
— Врет!
Галатея шикнула на своих и обернулась к стражнику:
— Что у вас нового там?
— Прислали парламентера, — доложил тот. — Сидит на мосту. В ворота не входит.
— Жаль... — пробормотала Галатея. — Ну пойдемте, посмотрим.
— Может, детей лучше здесь оставить? — не очень уверенно спросил солдат.
"Да что им сделается", — подумала Галатея и устало улыбнулась:
— Все хорошо. Идем.

Дорогу к воротам она знала, как свои пять пальцев, но дети все равно вели ее под руки, то забегая вперед, то отставая, переругиваясь, когда кто-нибудь поскальзывался на замерзшей луже и падал на друга или на "святую сестру". Галатея позволяла им эту немудреную заботу, слегка посмеиваясь над собой: кто же знал, что привычка в определенных обстоятельствах притворяться немощной окажется такой едкой.
Утро выдалось тихим. Город, присыпанный снегом, еще спал, отдыхая после вчерашнего праздника, и кроме Галатеи, ее воспитанников и солдата на улице не было ни единого человека.
Скоро все проснутся. Улицы наполнятся говором и шумом, дребезжанием тележных колес, цоканьем копыт, из труб потянет дымком, колокол отобьет начало службы, откроются лавки, замурлычет под нос хозяйка, сметающая с крыльца снег и оброненные гостями листья падуба, застучит молот в кузнице, заругаются торговки рыбой, норовя отходить друг друга чуток залежалым товаром...
Как же она ждет всего этого.
— Вот и пришли, — произнесла Галатея, и повторила, чуть повысив голос, потому что воин никак не отреагировал: — Вот и пришли.
— А, да, — спохватился тот, но Галатея уже огибала его, направляясь к воротам. Дети опередили ее, с ликующими криками промчавшись вперед по ленте катка. Споткнулись, заверещали...
Она поправила выбившуюся из-под платка прядь и представила, как они сейчас, наверное, вовсю машут руками из кучи-малы и как это, должно быть, не нравится суровым стражам, только что заступившим на пост и еще дышащим праздничным перегаром из-под забрал своих шлемов...
Галатея нахмурилась. С этими стражами определенно что-то надо будет делать. Запах стоит уж больно сильный. Но сперва хорошо бы разобраться, что за незваные гости опять пожаловали в Святой город.
— Что там, мои хорошие? — тихо спросила она, приближаясь к воротам. Коснулась тяжелой створки — висит криво. Ничего, сегодня не рухнет.
— Дядька весь в черном, ждет на мосту, — отрапортовал один из мальчишек.
— Тряпкой белой помахивает.
— В черном? — удивилась Галатея. — Ну надо же. Такой низенький, лицо замотано?
— Не, не такой. В очках и шляпе. Тоже черных.
— Ну надо же, — повторила Галатея, ступая на мост. — Не ожидала.

— Я тоже не ожидал, — вкрадчиво заговорил знакомый голос. — Я надеялся, что моих заслуг хватит на мирную старость, но они посчитали, что нельзя пренебрегать таким опытом. "Гигантским опытом по работе с местным населением и жертвами имперского произвола", — так они сказали. Жертва произвола — это ты, Номер Три. Здравствуй.
— Как тактично, — усмехнулась Галатея. — Здравствуй, Рубель. В чем-то они правы, насчет опыта. Твое обращение нравится мне гораздо больше, чем оскорбления твоих предшественников. Как там, кстати, тот, которого отправили к вам назад?
— Уже почти регенерировал ноги, — бодро доложил Рубель. — С психическим состоянием дело похуже, но картину происшествия из его воплей в целом удалось воссоздать. Думаю, это учтут, когда будут решать вопрос о его наказании за потерянную разведгруппу. А, возможно, послаблений ему не будет, ведь провал операции повлек за собой временное укрепление боеспособности противника... Так ведь?
— О чем ты? — Галатея нахмурилась.
— О снабжении, назовем это так. О еде.
— А ну-ка, дуйте за ворота, сейчас же, — приказала она, обернувшись через плечо. Дети, топчущиеся у нее за спиной, послушно юркнули внутрь.
— Кажется, командование переоценило тебя, Рубель. Человеку Организации трудно отвыкнуть от привычки причинять воительницам боль.
— Сестра Латея, — позвякивая железом, подошли несколько солдат. — Капитан беспокоится, что вы тут без охраны, как бы этот сморчок чего не выкинул. Может, взять его внутрь, да допросить хорошенько?
— Он парламентер, — с сожалением сказала Галатея. — Он не пересекал линию. И вряд ли пересечет, он слишком хитрый...
— Это слегка пугает, — пробормотал Рубель. Тихо, но Галатея услышала.
— Что такое? — сердито спросила она Рубеля, склонив голову и прислушиваясь к его интонациям.
Услышанное ей не понравилось.
Рубель не то подкашливал, не то кудахтал.
— Так это правда? Ты действительно разговариваешь с ними?

Галатея сложила руки на животе. Она знала, что выглядит так спокойной и благостной.
— Рубель...Не знаю, как тебя там на самом деле, но разреши, я по-прежнему буду звать тебя так? Так вот, Рубель, ты действительно считаешь, что если я по доброй воле не пересекаю границу города, это помешает мне оторвать тебе голову и забросить ее вон за те холмы?
— Но-но, — должно быть, он выставил ладони перед собой, — не сердись. Я не хотел тебя злить. Командование предлагает тебе сдать город. Взамен обещают защиту, легальное проживание и обеспечение провиантом на одном из удаленных морских архипелагов.
— Ох, — Галатея с уважением покачала головой. — Надо же. А... Как далеко вы планируете меня отправить?
— Достаточно далеко, — она услышала, как Рубель усмехнулся. — Мир вообще велик, знаешь ли. Пора бы это уже понять. И ты, и я — мы слишком давно живем на свете, чтобы продолжать считать, что его границы — это этот несчастный полигон. Или священный город Рабона. Подумай как следует, Номер Три. Маленький островок в теплом море, леса, полные дичи, скачущие по горам козы, птичьи гнезда... Чернокожие туземцы в крохотных деревушках. Ни йома, ни "пробудившихся", ни людей империи, ни наших солдат. Тишь, мир, покой.
— Ох, — повторила Галатея. Поправила платок. — Ты меня прямо очаровал перспективами. После ваших вылазок с оружием в мой город — особенно... Но почему бы вам просто не оставить все, как есть? Один единственный город... Чем он так важен?
— Да ничем он не важен, — ей показалось, что голос Рубеля звучал чуть раздраженно. — Торчит тут, как трухлявый пень. Атавизм средневековья. Мешает развитию острова. Лет-то прошло сколько... Подумаешь над их предложением?
— Сомневаюсь, — Галатея запрокинула голову. На закрытые веки спланировала снежинка, потом еще одна — зимний солнцеворот всегда сопровождается в этих землях снегопадом. — Сомневаюсь, что ты сам понимаешь, о чем просишь. Но я, так уж и быть, изложу епископу Винсенту вашу просьбу. Потом соберутся отцы города, священники, воины... И когда они вместе сформулируют ответ, достаточно веский с точки зрения стражи и достаточно пристойный с точки зрения епископа, я скажу, на какой архипелаг вы можете стройно маршировать всем своим драконьим родом...
— Хватит ехидничать, — прервал ее Рубель. — Говори, с кем считаешь нужным. Начальству все равно, сколько голосов в твоей голове. Меня просили передать, чтобы ты не тянула долго. Мир изменился с тех пор, как вы тут махали мечами и рубили в капусту людей, зараженных паразитами. Если ты не оставишь город, против тебя пошлют всю нашу армию.
Голоса у нее за спиной взорвались гулом возмущения. Галатея медленно покачала головой, предостерегающе подняла руку. Чертов Рубель, она так не хотела этого делать.
Галатея прикрыла глаза, а когда отняла ладонь — заморгала: белый снег показался ужасно ярким, а весь остальной мир — дальняя холмистая гряда, голый лес, наполовину осыпавшийся мост, припорошенный нетронутым снежком — беспощадно тоскливым в своей правдивости.
Рубель, сидевший на парапете, качая ногой, осекся и улыбнулся, а потом снял очки и принялся вертеть их в руках. Галатея подумала, что он совсем не изменился, разве что морщин на лице прибавилось.
— Сними шляпу, — попросила Галатея с любопытством.
Рубель снял шляпу, провел рукой по темени. Как она и ожидала, теперь он не брил голову, и его черепушку покрывали редкие красные волосины. Галатея подумала, что бритым шпион был краше, и засмеялась.
— Сними платок, — в свою очередь, попросил он.
Галатея неторопливо подняла руки, стянула платок. Волосы рассыпались по спине, укрыли ее до пояса. Матушка-природа наградила Галатею пшенично-золотой шевелюрой. Когда-то ей страшно не хватало этого насыщенного цвета.
Теперь она не любила ни эти желтые волосы, ни свои замечательные голубые глаза.
Все потому, что с того дня, как она осознала, что снова может видеть, в Рабоне воцарилась тишина, и тишину эту невозможно было прогнать ни покаянной молитвой, ни стоном, ни плачем, ни...
— Рубель, — сказала она и острым концом клеймора, которым так здорово было рисовать на площади, провела на земле черту. — Передай, пожалуйста, своим хозяевам вот что. Ни один драконид, ни один йома, ни "пробудившийся" не войдет в священный город Рабону. Ничто сверхъестественное, никакое оружие, вещь или человек не пересечет эту черту...
Она замолчала, пытаясь вспомнить, что там еще повторяли стражи Святого города. Когда-то ей доводилось слышать эту клятву так часто, что слова сами собой запали в память. Но время шло, и она начала забывать...
Ее это страшило — то, что однажды она может забыть голоса, запахи и звуки Рабоны.
— Жаль, — сказал Рубель, поднялся и побрел прочь, повернувшись к ней спиной. — Однако я рад был повидаться с тобой, Номер Три. Приятно, что хоть кто-то из старых знакомых еще придерживается идеалов.
Тогда она тихонько выпустила один щуп из—под юбки. Щуп скользнул Рубелю вслед, обвился вокруг его ноги, как стебель, и выбил из его руки шляпу.
Наградой ей, когда шпион обернулся, был страх на костистом лице.
— Заберу на память, — пояснила она, подтягивая шляпу к себе. — Смешно, что ты все еще носишь черное. Но приятно, что хоть кто-то из выживших знакомых тоже придерживается старых привычек.
«Если бы здесь были настоящие дети или солдаты, — подумала она, щурясь ему вслед, — кто-нибудь из них наверняка бы швырнул ему в спину снежок. Точно бы не удержался».

Когда Рубель быстрым шагом сошел с моста, Галатея вздохнула и отступила назад, за черту ворот. Набрав в грудь побольше воздуха, обернулась и обвела взглядом Рабону. Темные провалы окон, торчащие балки, завалы камня на улицах, прорехи в стенах. Дверные проемы, щерящиеся обломками досок. Вороньи гнезда на сто лет не топленных печных трубах. Осыпавшиеся стены, похожие издалека на кружево.
Она не лукавила себе, когда шла на встречу с Рубелем, почуяв за стенами теплый человеческий запах. Город сегодня действительно выглядел праздничным. Белый снег делал его по-своему чистым и благостным. Ведь вчера минул зимний солнцеворот, преддверие Рождества.
На снегу отпечаталась одна-единственная дорожка следов — ее собственных.
Подобрав подол длинного платья, Галатея прошла к стене, у которой дежурили верные стражи. Оглядела тронутые ржавчиной доспехи. Нет, конечно, никакого запаха у ворот не было. То, что было в доспехах, давным-давно истлело.
Галатея поморщилась и потерла ладонью левую грудь. Ткань плотного сатина затрещала. Там, внутри, что-то очень сильно болело — хотя болеть было вроде бы нечему. Она столько раз разрывала когтями свое тело, в попытке добраться до источника этой боли, что плоть привыкла перестраиваться по ее желанию. Вот и сейчас — ребра расходились под руками, сдвигались мышцы, пропуская кисть внутрь. Там не было ничего важного — сосредоточие силы Галатеи находилось где-то в другом месте, но где — собственным "божьим оком" она никак не могла обнаружить. Должно быть, рабонский бог еще не счел ее испытание достаточным.
Она смотрела на спящий вечным сном город и вспоминала.

Внешнюю стену и гигантский пролом в ней, который проделала Европа Ленивая, со всей дури ворвавшаяся в Святой город, Галатея когда-то кое-как заложила, таская огромные камни и укладывая их друг на друга. Дело было не столько в безопасности или в эстетическом чувстве, сколько в каком-то незыблемом правиле — снаружи город должен был выглядеть нерушимым. Поэтому она таскала камни, отламывая куски от обезлюдевших домов, попутно разгребая завалы на улицах и подпихивая битый камень к городской стене. Это было ее подвигом, ее послушанием.
"Простите", — думала она.
Также она расчистила ступени и вход в собор. Прилегающий к основному строению монастырь и странноприимный дом оставила без внимания, от них все равно почти ничего не осталось, а вот приделы, неф и алтарь прибрала — все-таки надежда, что жители однажды вернутся, все еще жила в ней. Было необходимо, чтобы святые отцы нашли все в полном порядке.
В зале для крещения их ждали раки для мощей. С тех пор, как братия покинула город, раки пустовали, все, кроме двух. В одну Галатея положила то, что осталось от маленькой девочки. Во вторую — ее бестолковую маму. Было совершенно недопустимо, чтобы их тела валялись на открытом воздухе, на потеху крысам и воронью. Поэтому Галатея позаботилась о них, как могла.
Иногда она устало размышляла, как бы все получилось, если бы тогда они решились придерживаться первоначального плана — использовать против Европы пробуждение Миаты, страхуя ее на пару с Клариссой. Удалось бы им вместе одержать победу? Или они полегли бы, в отчаянной попытке сохранить свою "человечность"? Или сейчас по Рабоне носилась бы одна-одинешенька обезумевшая Миата? Галатея мрачно усмехалась этой мысли — и вспоминала.
Переиграть решили в последний момент. Все потому, что в конце совета один из солдат подошел к Мирии и произнес: "Прошу вас, командир, отошлите ее тоже".

Галатея услышала, как он идет к столу Мирии — тот самый молодой стражник, который отстаивал право рабонцев остаться в городе до конца.
— Госпожа Мирия, — довольно громко сказал он. В противоположном конце зала кто-то тяжко вздохнул. — Госпожа Мирия, у меня личная просьба. Все-таки отошлите Клариссу с Миатой.
— Сид! — с непередаваемой обидой произнесла на весь зал Кларисса.
Галатея почти физически ощутила замешательство Мирии и криво улыбнулась. А ты что, думала, мне тут легко с ними всеми жилось?
— Но почему... — начала Мирия, но Сид перебил ее:
— Она... — и, наклонившись к самому уху, что-то сказал. Мирия с шумом выдохнула и забарабанила пальцами по столу.
— Справимся и без них, — отважно добавил Сид.
— Сид, я никогда тебе этого не прощу, — громко сказала Кларисса и пошла прочь, стуча сапогами. Миата, бормоча под нос, поплелась за ней следом.
Это глупо, но, сказать по правде, в ту минуту Галатея чувствовала страшное раздражение на них и какую-то необъяснимую неуверенность, хотя давно поняла, что к чему, даже раньше самой Клариссы — и могла только дивиться путям господним.
И не то чтобы она всерьез думала, что собравшиеся здесь воительницы из трех первых десяток не справятся с обороной города без одной рыжей и одного ребенка, но...
Как-то это все было неправильно.
— Удачи вам, — неловко сказала Кларисса, прощаясь с ними следующим утром. — Берегите себя, все.
И пошла через мост, навстречу пригревающему солнышку, хлюпая носом.
— Она меня никогда не простит, — отчетливо сказал Сид за спиной Галатеи. Галатея подавила желание хорошенько потрясти его за воротник и столкнуть их с Клариссой лбами. Кажется, со вчерашнего вечера они так и не сказали друг другу ни слова.
— Но иначе я просто не мог. А она даже не сказала, в какую деревню пойдет. Где я потом буду ее искать?
— В Эгоне, — произнесла Галатея. — Не беспокойся, ей не завтра рожать. Успеешь отыскать.

Когда Европа развалила стену и принялась прыгать по городу туда-сюда, как сумасшедший мячик, давя дома и вылавливая прячущихся от нее стражей, Галатея поняла, что все они проиграли.
Европа вовсе не собиралась сражаться с воительницами.
— Покушаю потрохов у солдат, а потом поскачу следом за беженцами, — весело крикнула она. — Пять дней пути для огромной колонны из пеших женщин, детей, телег и скотины... Вы что, думаете, они успели уйти далеко?
Она водила их за нос, уворачивалась, меняла траекторию — слишком быстрая, слишком непредсказуемая. Ее было просто необходимо поймать. Крики защитников звенели в ушах Галатеи. Перед слепыми глазами беспрерывно полыхали вспышки чужих аур — слишком много клеймор здесь собралось.
— Надо поторопиться, чтобы не успели Кронос и остальные, — судя по голосу, "пробудившаяся" чавкала. Галатея не могла не думать о том, чем именно она чавкает. Где-то над головой Галатеи пронзительно выл солдат.
Что-то загремело, и шагнув влево, она уклонилась от падающего на нее крупного предмета. Судя по грохоту, это были латы с застрявшими в них останками воина. Европа с хохотом принялась ловить следующего.
"Окружайте же, ну", — мысленно взмолилась Галатея. Судя по аурам, десять воительниц так и поступили.
Однако Европа умела не только отбрасывать свои ленты-щупальца, но и вовремя возвращать их обратно.
— Эта мерзавка мне ноги отчекрыжила! — взвыл кто-то, кажется, Рейчел, и все потонуло в шуме и криках.
— Сестра Латея! Сможете ее замедлить?! — отчаянно крикнул кто-то из солдат. Европа сжевала его прежде, чем он успел услышать ответ Галатеи.
— Сейчас, — почти спокойно согласилась Галатея. — Сейчас. Я сплету сеть из потоков силы йома. Я еще никогда этого не делала. Наброшу на Европу, а вы пронзите ее. Все, кто еще жив.
И высвободила свою силу — столько, сколько смогла.

Умирая, Европа очень смеялась.
— Отличный план, — хохотала ее голова, подпрыгивающая по залитой кровью мостовой. — Еще одна... Какой ты номер?
— Третий, — ответила Галатея, и, наклонившись над оторванной головой Европы, почти ласково сжала челюсти. Она пробудила не все тело — только то, что было необходимо для победы. Только руки, выстрелившие из себя обширную сеть, опутавшую Европу. Ноги, превратившиеся в гибкие щупальца, обвившиеся вокруг узорных оград, чтобы дать Галатее опору. И челюсти.
"Ведь Господь сказал мне: иди, и будешь ловцом человеков".
Чувствовала она себя ужасно. Мало того, что всю крючило от спазмов, да еще и слюни из зубастого рта текли. Было необходимо покончить с этим как можно скорее.
Выплюнув то, что осталось от Европы, она обернулась к воительницам. Они окружали ее с мечами в руках — растерзанные и растерянные. Одри, Дитрих, Анастасия...
— Я ваша, — кивнула Галатея и закрыла глаза.
И тогда кто-то из солдат шагнул наперерез клеймор, загораживая Галатею спиной. Рядом встал еще один.
— Вы же не вздумаете убивать нашу монахиню? — рявкнул он. — Вас здесь так много, неужто не сможете вернуть ее?! Я знаю, что это возможно, давайте, попробуйте...
Именно тогда Галатея и ринулась на соратниц, из-за его спины.
— Бог свидетель, я этого не хотела, — пробормотала она позже, закончив вылизывать окровавленное щупальце. Стражник, лежащий перед ней на боку, согнув одну ногу, ничего не ответил. Галатея аккуратно прикрыла выкушанный бок обрывком куртки и поправила упавший на лицо хвост светлых волос. Она не смогла опознать никого из воинов — раньше различала только по голосам и тусклому отпечатку ауры, а сейчас человеческих аур на площади не осталось.
— Бывшая Номер Три, Галатея, — произнес за спиной чей-то голос.
Галатее не надо было оборачиваться, чтобы почувствовать обеих: Клариссу с Миатой. Но она все-таки обернулась, попутно окончательно трансформируя тело. Это было невыносимо приятно. А смотреть, смотреть глазами — странно. Неправильно.
Кларисса улыбалась ей — и плакала, сжимая выставленный перед собой меч. Миата позади нее уже приготовилась атаковать. "До чего же все-таки жуткая девочка", — печально подумала Галатея.
— Мы пришли забрать вашу жизнь, сестра Латея.
— Глупая девчонка, — пробормотала Галатея. — Зачем ты вернулась. Ничему-то вас, Сорок Седьмых, жизнь не учит.
Они с Миатой сражались до темноты, пока не развалили всю северо-восточную часть Рабоны полностью. Потом Галатея вернулась туда, где оставила умирать истекающую кровью Клариссу — даже раненая, она не решалась сильнее активировать ничтожную свою силу йома, чтобы не навредить ребенку в своем животе. Дурочка.
Этот нерожденный младенчик, он был самым вкусным, что довелось пробовать Галатее за всю ее жизнь. Тем страннее, что, пожирая его, она выла от тоски. А потом подняла то, что осталось от Клариссы, и отнесла в раку в соборе.

Она прошлась по казармам, собрала целые доспехи и обрядила в них истерзанные трупы стражей. Они тоже заслужили нести свой последний дозор в парадном облачении, защитники Святого города, его последние жители.
Следующие недели, а может быть, месяцы, — она не могла бы сказать точно, — запомнились ей как нечто жуткое — как концентрированная, изматывающая тоска.
Первое время она честно ждала, когда кто-нибудь придет по ее душу — Мирия, Клэр, кто-нибудь из нового поколения, но, похоже, семерка Призраков полностью полегла на безымянных холмах, уходив при этом то однорогое чудовище, Присциллу. Выжившие же воительницы из нового поколения, наверное, поспешили отыскать беженцев и упредить их о случившейся бойне. Галатея их не винила — она тоже считала, что заботиться о живых разумнее, чем мстить за мертвых.
В памяти всплывали какие-то обрывки: солнце, опускающееся за разрушенную стену и подсвечивающее воду в городском рву красным. Вот она входит в эту воду, неспешными движениями смывает с себя кровь, ополаскивает лицо, еще и еще, словно пытаясь стереть с него глаза. Вот валяется ничком на ступенях собора, подложив под голову руки. Вот молча крушит руины — снова и снова бросаясь на них в своем пробужденном облике, в бессильной ярости грызя камни.
Вот она, а вот — ее меч. Если упереть гарду в песок, а острие наставить на область сердца, туда, где болит, и как следует навалиться, то, может быть, оно, подлое, наконец прекратит стучать и болеть... Да где же оно?
Потом ей страшно захотелось есть, она отыскала тела воительниц и обглодала тухлое мясо с костей. Не тронула ни Клариссу с Миатой, ни стражей.
Потом, когда она готова была сойти сума, еда пришла сама. Какие-то люди лазали по руинам, вели себя по-хозяйски... Галатея нарезвилась с ними и наелась, что называется, "от пуза". Наелась и успокоилась. И заснула, и спала крепко-крепко. Проснувшись, прибила пару йома, осмелившихся сунуться в город, и еще какую-то мелочь, слишком незначительную для воительниц. Может быть, это были новички Организации, Галатее это было уже не важно.
Во сне она приняла решение.
Может быть, это можно было считать божьим знамением.
Галатея завалила провалы во внешней стене. Вымыла волосы в городском фонтане, выстирала платье монахини. Отыскала перчатки — белые, без единого пятнышка крови. Повязала на голову темный платок.
Стоя на главной площади Рабоны, перед смердящими трупами, она нараспев произнесла клятву защитника Рабоны.
Ни один йома, ни одна клеймор или "пробудившийся", ничто сверхъестественное не осквернит своим присутствием священного города. Рабона будет жить — если не по-настоящему, то хотя бы в памяти Галатеи. Ради всех тех, кто заботился, доверял ей и любил ее. Ради всех тех, кого любила она.
И однажды — быть может, однажды — в Рабону снова вернутся дети. Ученики "святой сестры" побегут ей навстречу, и епископ Винсент благословит преклоняющих перед ним колени воинов, и колокол снова зазвонит к вечерне.
И представив все это, Галатея закрыла глаза, потому что в том мире ей надлежало остаться слепой монахиней, а не чем-то иным.
И почти сразу же услышала топот детских ног, бегущих навстречу.

— Как вы думаете, Галатея, то, о чем говорил Рубель — это опасно? — спросила Кларисса, неслышно появляясь откуда-то сбоку. И когда только научилась так скрывать ауру?..
— Если эти... Ну, эти, драконы налетят на нас с воздуха...
Галатея представила, как, должно быть, сейчас озабоченно хмурятся ее рыжие брови, и улыбнулась.
— Не опаснее, чем все, что мы пережили, — покачала она головой.
— Я же говорил! — не выдержал Сид. — Что ты все маешься, тебе это вредно. Гоните ее к черту с этими разговорами, сестра. Рабона всегда побеждала, выстоит и против драконов...
— Конечно, — согласилась Галатея. — Конечно. Вообще, идите отсюда оба. Дайте мне помолиться спокойно...
Разумеется, они не послушались так просто. Встали неподалеку и принялись тихонько пререкаться из-за потерянного праздничного полена. Что-то там еще было про пролитый сидр и поцелуи под омелой... Вот Сид беззлобно выругался — подкравшаяся Миата стукнула его корзинкой, Кларисса, причитая, принялась собирать рассыпавшиеся по снегу зимние яблоки...
Чем дальше, тем больше Галатея дивилась тому, насколько эти голоса — голоса ее памяти — набираются собственной силы. Поэтому Галатея просто отвернулась от них и принялась чертить линии на снегу острием клеймора.
Понятно, что слова Рубеля ни в коем случае нельзя было считать блефом. Мир за пределами острова действительно развивался, и, возможно, у потомков драконов все это было — летательные снаряжения, похожие на больших жужжащих стрекоз, и огненный дождь, и многое другое...
Но в земле под Рабоной существовали глубокие щели и извитые каверны, куда бы она могла заползти, укрыться от огня, спрятаться… Или, напротив, выйти против них с одним мечом — в конце концов, у ее нового сильного тела были и крылья. С ними она могла бы взлететь, тогда бы они с этими неповоротливыми "жужжалками" посмотрели бы, кто больше достоин парить в божьем небе...
— Сестра Латея, почему вы смеетесь и плачете одновременно? — с удивлением спросил кто-то из подошедших малышей.
Галатея прижала их к себе, спрятала лицо, больше не изуродованное шрамами, за чьим-то теплым капюшоном.
Просто ей на мгновение подумалось, что все это не имеет смысла. Что Рубель, возможно, не хуже нее понимает, чего ей стоит все эти годы защищать свои воспоминания от мира, а мир за стенами Рабоны — от самой себя.

@темы: Кларисса, Галатея, Рубель, Новогодний разврат, AU, PG-13, Сид

---

Подарок № 8

[Дохлый Йома]

Название: Код "красный"
Автор: Йома с любовью к материку
Персонажи: несколько ОМП
Жанр: производственная драма
Размер: 1048 слов
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: упоминаются смерти второстепенных персонажей; несколько матерных слов
Саммари: ничто так не портит праздники, как работа

Объявляется "красный" код! Внимание, объявляется "красный" код! Всему персоналу немедленно прибыть в командный пункт! Повторяю, всему персоналу немедленно прибыть в командный пункт!

"Мда, и какому только ебаному ушлепку пришло в голову активировать "красный" код накануне Рождества?"
Именно эта мысль, должно быть, крутилась в голове у каждого сотрудника базы 1509, пока в динамиках продолжал вещать надоедливый механический женский голос. Но, так или иначе, раз код был принят, база обязана была выслать группу реагирования. И вот теперь трое бойцов стояли в развалинах бывшей Лаборатории теперь уже точно бывшей Организации в какой-то глуши на всеми богами забытом острове.

- Твою ж! - с чувством выругался один из них, с огненно-рыжими, неопрятно торчащими волосами и совсем еще молодым лицом, и пнул лежащую в центре пещеры отрубленную голову драконида. Ну... того, что когда-то им точно было. - И вот ради этого меня оторвали от концерта Сладенькой Дивы?! Да они совсем охренели?! Она вот-вот должна была начать свой новый хит!!!
- Да заткнись уже, Эрик. Никому не интересно слушать про какую-то там смазливую певичку, - отозвался второй боец, больше похожий на скалу, с разворотом плеч молодого Дольфа Лунгрена и примерно таким же типом лица, только темно-шоколадного цвета и со смоляными дредами, забранными в хвост. Он стоял, сложив могучие руки на груди и прислонившись спиной к стене пещеры, не проявляя особого интереса к валяющимся тут и там частям изуродованных тел.
Молоденький фыркнул, совсем как кот, и, все еще держа ногу на выступающих сквозь прорванную кожу зубах чудовища, откинул голову назад и насмешливо сощурился.
- Неужели тебя это не задевает, Джед? Мы ведь элитные бойцы, а нас послали убирать дерьмо за кучкой каких-то неудачников!
- Это мы с Джедом элита, - подал голос третий участник группы, до этого держащийся в тени. У него были длинные, темно-русые волосы и заостренные черты лица, и, хотя ростом он уступал двоим другим, не было похоже, что это его смущает.
К слову, все трое были одеты в черную униформу, чем-то отдаленно напоминающую облачение полукровок Организации, и черные же плащи с капюшонами, а глаза у них были скрыты за плотно прилегающими к лицу очками с черными линзами.
Рыжеволосый покраснел и сжал кулаки.
- Кто бы говорил, Ледяная Королева! – фыркнул он. – Ты такой крутой, потому что у тебя рука искусственная?
Он хотел сказать еще что-то, но тут ему на макушку опустилась гигантская розовая ладонь и придавила на полкорпуса вниз.
- Полегче, пацан, – добродушно пробасил Джед. – Ты самый молодой из нас, а Ким самый старый. Он покрошит тебя в гуляш одним пальцем, даже не вспотев.
Ким усмехнулся.
- Живи пока, малявка. Считай, я сегодня добрый, Рождество на носу, – он согнул левую руку и нажал несколько кнопок на предплечье. Над черным наручем возник прозрачный экран, заполненный светящимися голубым цифрами. – Данные подтверждены. Обнаружено восемьдесят девять тел, опознанных, как мужчины Организации. Два тела отсутствуют, номерные идентификаторы 16497 «Даэ» и 466671 «Рубель».
Экран погас, и Ким не спеша направился к лестнице наверх. Джед выпустил Эрика и пошел за ним, рыжий какое-то время дулся, но потом сплюнул себе под ноги, метко попав в чью-то вытекшую глазницу, и побежал догонять подельников.

- На расстоянии в двадцать миль к северу в местном городке обнаружено присутствие целей, – объявил Ким, когда они все трое выбрались из развалин Организации и устроились на одной из небольших вершинок каменистой гряды. – Примерно двадцать гибридов со слабой аурой воительниц. Настройка изображения...
В камерах у всех троих сквозь рябь появилась пасторальная картина крохотного деревянного городка, который на континенте можно было увидеть разве что в старом фильме или музее. Кое-где в окнах горел свет, от дома к дому спешили прохожие, на площади торговцы неторопливо складывали прилавки.
– Ускорение пятнадцать процентов, – нарушил созерцание голос Кима. – Вперед.
Три черные фигуры сорвались с места, оставляя за собой только легкий пыльный след. Через десять минут они остановились у кромки леса на окраине городка и, накинув капюшоны, медленно направились к главной улице.

- Мда… - выпятив губу, озвучил общее настроение Эрик, отхлебывая пиво. – Это же какие-то соплячки! Девчонки малолетние! Тьфу!
Они сидели в трактире, хозяин которого, белее мела, с удовольствием забился бы под стойку или вообще в Западные земли, но был вынужден обслуживать трех мужчин в черном, от которых в жилах стыла кровь и ощутимо хотелось обмочиться. Через окно было видно, как в доме напротив несколько светловолосых девочек, одетых в одинаковые серые домотканые штанишки и кофточки, с удивительно смущенными, но милыми лицами месили и раскатывали тесто на большом дубовом столе. Ими руководила пожилая женщина в чепце, с морщинистым лицом и в заляпанном мукой переднике. Она что-то говорила девочкам, мягко улыбаясь, а те, еще больше смущаясь и краснея, вовсю старались выполнить ее указания.
- Похоже, они нас совсем не чувствуют, – Джед кивнул на двух девочек-близняшек только что зашедших в дом с какими-то свертками. Видимо, вернулись с рынка. – И ведь эти две тут самые сильные.
Он покачал головой и отхлебнул пива. Весьма недурного, надо сказать.
- Да они тебя не заметят, даже, если ты у них перед носом рукой помашешь! – снова фыркнул рыжий. – Это же гибриды!!!
- К тому же не зарегистрированные в базе. Они не получили номеров, – Ким отставил кружку, встал и медленно направился к выходу.
- Э-э-э… - прокомментировал Эрик. – Джед… куда это Ледяная Королева?
- Ну ты и дурной, Рик, – отечески вздохнул чернокожий боец. – Сконцентрируйся получше. Чувствуешь мощный выброс энергии в центральной части острова?
- Приоритеты изменились, – обернулся от двери трактира лидер группы. - Мы выдвигаемся для ликвидации подопытного объекта с кодовым номером 44726 «Присцилла». Теперь она основная цель.
- Вашу ж… - раздосадованно пробормотал рыжий, недовольный тем, что двое старших почувствовали чужое "пробуждение" раньше него.
Все трое вышли из помещения, оставив на столе несколько монет, но, проходя мимо лотка с фруктами, Ким остановился. Несколько мгновений боец смотрел на круглые оранжевые плоды с резким острым запахом. Торговец, тощий и худой, как палка, заворожено застыл, глядя на черного.
- Ч… чем могу помочь, господин? – наконец смог вымолвить он.
- А мандарины есть? – ничего не выражающим голосом спросил Ким.
- А? – Старичок округлил глаза.
- Понятно, давайте апельсины. Корзину.

Через пару минут черная троица покинула безымянное поселение и устремилась в сторону Священного города Рабоны. А перед дверью одного из домов осталась корзина, полная апельсинов. Открывшая на стук старушка от удивления едва не присела и завертела головой в поисках оставившего странное подношение, но улица была пуста.

«Какому бы ебаному ушлепку не взбрело в голову активировать "красный" код, это ночь накануне Рождества. Так что это мой вам подарок, маленькие гибриды. Я подарю вам то, чего вы всю жизнь были лишены».

@темы: ОМП, Черный Человек, Новогодний разврат, PG-13

---

Подарок № 7

[Дохлый Йома]

Название: Олимпийский резерв
Автор: Бессовестный Йома
Персонажи: Хелен и стража
Жанр: треш-комикс
Категория: таки джен!
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: мы не умеем рисовать!
Содержание: эта хрень - бонусное приложение к подарку про Кроноса и театр. Заказчик! Мы знаем, что формулировка "Сид и Хелен соревнуются в остроте языка" подразумевает под собой нечто иное, но... нас вела любовь (тм)

смотреть

@темы: Хелен, Галк, Денев, Новогодний разврат, PG-13, Сид

---

Подарок № 6

[Дохлый Йома]

Название: Beauty and the Beast
Автор: Затейник-Йома
Форма: арт
Персонаж: Присцилла
От автора: "Вот уж не знаю, насколько Присцилла охуенна и и игрива, но... меня вела любовь!(с)"

смотреть!

@темы: Присцилла, Новогодний разврат, PG-13

---

Подарок № 5

[Дохлый Йома]

Название: Магнификат
Автор: shelter
Оригинал: Magnificat
Переводчик: Йома, ненасытный до переводов
Разрешение на перевод: получено
Персонажи: Кларисса, Миата, о. Винсент
Размер: 411 слово
Рейтинг: PG
Категория: джен
Жанр: выпавшие сцены, драма
Краткое содержание: Рабона вот-вот будет разрушена, Кларисса готовит свое самое мощное оружие.
Предупреждения: ООС рабонского собора, спойлеры к 138-140 главам манги
Отказ от прав: «Клеймор» принадлежит Яги Норихиро. Иначе мне бы не пришлось отказываться от прав.

От переводчика: Для удобочитаемости взят современный перевод Евангелия, приближенный мною к английскому тексту.

Кларисса и Миата стоят на главной площади вместе с половиной полка нервничающих защитников Рабоны. Город обезлюдел. Из-за стен доносится низкое, напоминающее удары грома эхо, гулкий мерный звук чего-то приближающегося. Его сопровождает не ощущаемый людьми поток йоки, настолько дурманящей, что Клариссе кажется, будто чья-то рука сдавила горло. Сестра Латея приказывает последним воительницам более несуществующей Организации занять позиции на стенах.
Именно это время выбирает отец Винсент для вечерней мессы.
— Сейчас? — неверяще спрашивает Кларисса.
— Если сегодня мне суждена встреча с моим Создателем, я хочу быть к ней готов.
Вопреки здравому смыслу, Кларисса позволяет Миате вести себя в собор. Воительницы садятся среди немногочисленных разрозненно сидящих солдат. Некоторые из них безучастно таращатся на ряды образов. Другие сгорбились, закрыв головы руками, будто ища защиты от надвигающегося ада. Перед ними на кафедре стоит отец Винсент, его фигуру, как на иконах, обрамляют иглы солнечного света.
Кларисса знает, что Миате нравится убранство собора, множество статуй в разной степени взволнованных и одетых людей. Но сегодня девочка встревожена. Ее глаза мечутся, как стрелка компаса, от витражного окна к гостии в воздетой руке отца Винсента, подрагивающей, как лист на ветру.
Собор грохочет от глухого тяжелого удара, поднимающего пыль, опрокидывающего горящие свечи, сплавляющиеся в единую восковую массу. Кто-то говорит о проломе в стене. Миата вцепляется в руки старшей воительницы:
— Тсс, Кларисса. Еще рано.
На кафедре с невозмутимым спокойствием и достоинством продолжает службу отец Винсент. Кларисса не может уловить смысл слов молитвы, которую он читает. Оставшиеся солдаты складывают оружие — их алебарды и доспехи образуют примитивный металлический жертвенник — и повторяют за священником:
Обратил он взгляд на смирение слуги своей. Отныне благословенной будут называть меня люди.
Кларисса чувствует, как Миата переплетает свои пальцы с ее, видит, как девочка утыкается лицом ей в живот. И ощущает, как ширится и подбирается все ближе окружающий вихрь йоки. Посылает вниз по спине волну паники, давит на плечи. Темный хлыст чужой необузданной силы входит в резонанс с ее, стремительно набирая грозную мощь.
— Мама… — хнычет Миата.
Рассеял гордых в помышлениях их сердец. Низложил сильных с престолов их и вознес смиренных.
Кларисса крепче прижимает девочку к себе, йоки начинает струиться с них, как пот. Готовясь к тому, что будет дальше, Кларисса пытается ровнее дышать.
Ибо всемогущий, да святится имя его, сотворил для меня великое.
Страх пронзает горло, обрывая ее собственную мольбу о помощи, хоть какой-нибудь. Между тем безумный взгляд останавливается на символе, живым воплощением которого они сейчас стали: образе богоматери с ребенком. Изображение молодой испуганной девы, бережно держащей молотящего кулачками младенца, маленького оружия, призванного изменить мир.

Вторая редакция от 22.07.2013.

От автора
Первоначально этот драббл был опубликован на Claymore Short Story Project tumblr. Я продолжу писать драбблы в перерывах между более длинными историями. Это вторая редакция зарисовки.
Благодарю всех, кто читает и оставляет отзывы! Я знаю за собой тягу вставлять в тексты отсылки к Библии, но в этот раз, мне кажется, получилось несколько притянуто. Для тех, кто не знаком с христианским богослужением, магнификат — молитва (или гимн), которую произносит Дева Мария, когда приходит к своей двоюродной сестре Елисавете. Полный текст можно найти в Евангелии от Луки глава 1:46-55. Магнификат поется во время вечерни.

@темы: Кларисса, Миата, Отец Винсент, Новогодний разврат, G

---

Подарок № 4

[Дохлый Йома]

Название: Оракул
Автор: Йома с ячменным пивом
Персонажи: Систина Оракул, в эпизодах большой и страшный мир некоторые воительницы, Организация, "пробудившиеся"
Жанр: драма, slice of life
Категория: джен, гет
Размер: мини, 2609 слов
Рейтинг: R
Саммари: жизнь и карьера одной из Первых Номеров, упоминавшихся в манге
Примечание: традиционное для фэндома - смерти персонажей.

1.
Ей было десять, когда она оказалась продана Организации; от людей, бывших ей родителями, Систина не оставила себе ничего, кроме воспоминаний, нечётких и обрывочных, как лохмотья нищего, истрёпанные ветром и временем. Помнила запахи – гниль и грязь, вонь немытых тел и пыль дороги под ногами; помнила и громкие крики братьев с сёстрами, шумную возню днём и промозглый холод ночью.
Это было единственным, что она сохранила в голове до того дня, когда Чёрный Человек, до глаз замотанный в тёмную ткань, гладкую и плотную, отсчитал звонкие монеты своими сухими, жёлтой кожей обтянутыми, пальцами, роняя серебро в подставленную ладонь отца. Он улыбался – сухими же губами, и зубы у него были треугольные и очень белые.
Систина щурилась от солнца и не понимала, куда её ведут.
Ночь они – Систина, двое её сестёр, совсем крохотных, и ещё с полдесятка детей, - провели в повозке. Ветер был зол и резок, а вдали кто-то злобно и голодно выл, а Чёрный Человек сидел у крохотного костра и играл на губной гармошке печальные и нездешние песни.
Систина не спала и слушала – зачарованно. Золотистая свежая солома была мягка и вкусно пахла, а младшие прижались по бокам и сопели, сытые и довольные, впервые попробовавшие сладостей.
Чувствовала, что скоро всё переменится.

2.
Когда внутри неё поселилось чудовище, рвущее тело болью и скручивающее его в бараний рог, Систина пыталась петь. У неё из носа, ушей и глаз шла кровь, а жилы оплели лицо синей сетью, но голос не пропал, а она вспоминала песни Чёрного Человека с кожей столь жёлтой, словно он содрал ее с августовской луны и натянул на себя, и пыталась им подражать. Петь не получалось – выходил надсадный хрип, а Систина упрямо продолжала вспоминать звуки песен. Но вскоре к ней начали приходить другие люди, закутанные в чёрное, и ей пришлось замолчать. Они кололи её длинными иголками, через них высасывая кровь в прозрачные сосуды, давали пить горькую, отравой пахнущую, воду и постоянно что-то записывали в переплетённые кожей больших ящериц тонкие книги с белыми страницами.
Систина только потом узнала, что это называется сложным словом «блокнот».
А тогда Систина только могла лежать, прижимая ноги к животу, в котором ворочалось что-то очень страшное, и пыталась петь. Потом – даже не пыталась, а просто выплёвывала кровь на грязный пол.

Он тогда сам к ней пришёл – сгорбленный какой-то, жалкий даже немного, очень равнодушный и усталый. Он щупал ей руки, ноги и грудь, цедил сухо сквозь зубы короткие слова и казался скорее разочарованным, чем довольным.
Систина тоже только потом поняла, что глава Организации не бывает доволен. Вообще никогда.
Тогда ей было очень жалко этого странного человека с больными глазами.
Когда он ушёл, Систину впервые заставили подняться с её жёсткой, потом и кровью пропахшей, постели и выйти из комнаты. Ей дали вымыться.
Она тогда только смотрела на своё отражение в воде, удивляясь серебряным – точно монетки, упавшие в ладонь отца, - глазам и светлым-пресветлым волосам.
Ей это нравилось.
Нравилось даже и то, что она теперь видела, как звенит вокруг других девочек, таких же, как и она, серебряное сияние. У кого-то оно было больше, у кого-то меньше, но во всех них прекрасные потоки света, и они завораживали Систину, точно песни, спетые у ночного костра.

3.
Своего первого йома она убила, подкравшись сзади, пока он грыз ногу одной из девчонок, проходивших с ней тренировку. Разрубила его на куски, душой замирая от восторга, потому что огромный клеймор вдруг оказался совсем невесомым, таким лёгким, словно он был продолжением её руки. Против прежнего, ведь на тренировках он был совсем неподъёмным, тяжёлым, громоздким, лишним...
Кровь йома хлестала во все стороны, и мир окрасился фиолетовым. Систина вытирала эту кровь с лица, ещё больше размазывая, щурилась на солнце и не понимала, почему на неё смотрят почти с ужасом.
Она же всё правильно сделала?
Систина улыбнулась куратору, и тот вдруг отступил на шаг назад.
Девчонка с почти оторванной ногой тихо скулила, и никто ей не пытался помочь. У неё была тусклая, слабая-слабая аура и пухлое тело, не приспособленное для боя. Ещё она была левшой.
Ей дали сорок седьмой Номер, а Систине – пятнадцатый.
Их области оказались совсем рядом.
Когда все переодевались в выданную им форму, Систина, наконец, спросила эту девчонку, как её звали.
Та отвела глаза и прошептала: «Кассандра».
Систине её голос очень понравился.

4.
На севере Систина провела три года, странствуя от занесённого вечными снегами Альфонсо до зажатой в капкане гор Пиеты. Там, где зима была всего лишь одиннадцать месяцев в году и день длился полчаса, Систина привыкла сражаться, полагаясь только на звон и движения серебряного покрова, что всегда окружал йома и Ненасытных. Там научилась засыпать, зарываясь в снег и охотиться на огромных мохнатых быков с густой шерстью и на круторогих горных баранов, скакавших с лёгкостью по почти отвесным скалам. Там встречала раскалённые рассветы и провожала окровавленные закаты. По утрам стряхивала с клеймора и доспеха наросты льда и пускалась в путь, пробираясь в снегу.
Встречалась со своим куратором в маленьком трактире Пиеты, там, где подавали вкуснейшее ячменное пиво и горьковатое козье молоко, оставляющее белые «усы» над верхней губой. Систина всегда ждала Рубеля за дальним столом, наслаждаясь вкусом еды и слушая тихий плач свирели, на которой играл слепой музыкант.
Рубель никогда не ел вместе с ней. Систина даже ни разу не видела, чтобы он вообще что-то ел.
В нём – как и во всех людях Организации – было что-то странное.
Даже не совсем человеческое.
Правда, Систине это было не интересно.
Она просто любила жизнь и не хотела разбираться в тайнах.
Только однажды её пребывание на севере закончилось повышением и вызовом обратно в Организацию.

5.
Систина по пути заглянула в город шелка и пряностей Минг, надеясь прикупить на скопленные с заданий монетки побольше марципановых сладостей, но оказалась один на один с огромным Ненасытным.
Ненасытный был мужчиной огромного роста даже в облике человека, с очень глупым лицом и тоскливыми глазами. Он ел кишки молодой девушки, наматывая их на кулак, и что-то бормотал.
Пока Систина размышляла, сидя на крыше ближайшего дома, сколько же должен прожить йома, чтобы стать таким же сильным, почти как Серебряный Лев Ригард, Ненасытный поднял голову и посмотрел на неё.
Его аура была неизмеримо меньше, чем у Серебряного Короля или даже его правой руки – мрачного Ригарда, но всё равно огромна. Она звенела, переливалась и скалилась острыми шипами-иголками вывернутой наружу силы; солнце до краёв заливало улицы полуденного города, и мир растекался палящим зноем.
Систина не была уверена, что сумеет в одиночку справиться с таким противником. Но она бы не отказалась выпить кружку ячменного пива с этим Ненасытным – и поговорить.
Иногда ей было жаль, что с йома нельзя общаться как с людьми.
Систина ушла от удара Ненасытного и бросилась бежать в сторону Организации.

6.
Организация ядовитой гадюкой свернулась посреди пустыни. Систина нырнула в разверстую пасть и оказалась в утробе чудовища, где тенями бродили зловещие и закутанные в чёрное люди и дрожала по своим комнатам малышня из нового набора.
Пахло йома – горький, с нотами металла, винный запах. Ничего необычного. Организация точится запахами всего не-человеческого, здесь в сочных канавах плывёт отравленная в лаборатории Даэ лишняя вода, на зубах хрустит пустынный песок, и в питьевой воде мерещится яд, и в венах (ново)рождённых клеймор и надзирателей течёт без пяти минут одна кровь. Закутанные в чёрное люди и жертвы связаны воедино.
Но помимо запаха йома Систина уловила иной – тёплый и волглый; запах тянулся с нижних уровней от зловещих лабораторий, где безраздельно правил Даэ.
Он напомнил Систине детство – балаган бродячих актёров часто имеет дело с контрабандистами и просто бандитами. Одно из немногих её воспоминаний «до» человека с жёлтой кожей – ворсистые коровьи языки, опалённое гнилью мясо, сизые и плотные плёнки лёгких. Ничего необычного – выбраковка в мясной лавке; для нищих актёров – настоящий пир.
Женщины отдавали гниль псам, из хороших кусков варили похлёбку в закопчённом котле. Систина чесала блохастых шавок за ушами, играла вываренными рёберными костями и была счастлива.
А потом её и сестёр забрали в Организацию. И сёстры не пережили вживления плоти йома.
...Серебряный звон и человечье мясо.
Систина вошла в зал.
Римуто едва поднял на неё взгляд – такой же усталый, как и пять лет назад.
Нехорошо. Было очень нехорошо.
- Номер Восьмой Систина, теперь вы будете переведены на Восток, - сказал Римуто равнодушно. – Теперь вы – глаза Организации.
Систина поклонилась.
Её мутило как никогда.

7.
В Организации зрело что-то – как скрытый до поры до времени гнойный нарыв, зреющий долго и после выплёскивающий из себя мутно-белесые потоки гноя.
Систина вышла на берег реки и начала раздеваться. Хотелось смыть с себя... запах.
Организация – один огромный гнойник.
Систина знала это и раньше, но теперь понимала это совсем отчётливо, и ей было тоскливо. Она вошла в воду, легла на спину и поплыла как упавший в спокойную реку лист.
Систина вспоминала песни, которые не пела очень давно. Так давно, что успела почти всё забыть.
Она пела колыбельную и плавала в реке, пока не стемнело, и на берег не выполз Ненасытный. Систина разрубила его одним ударом на две части и очень расстроилась, когда поняла, что вода в реке теперь пахнет как йома. Труп Ненасытного испортил всё.
Рубеля, который сидел на камне, пока она отмывалась от крови и одевалась, это, кажется, даже повеселило.
- Систина Оракул, - сказал он. – Почуяла приближение Пробудившегося задолго до его появления.
- Пробудившегося? - спросила она, натягивая на ногу сапог.
- Пробудившегося, - улыбнулся Рубель. – Потому что Пробудившийся – это...

8.
Систина ковыряла пальцем рану в животе, трогая багровое мясо ногтем, и думала о том, что зря она всё-таки полезла в одиночку против трёх Пробудившихся. Кровь из раны на лбу заливала лицо.
Будь ты хоть трижды Номер Три, с ними тебе не справиться...
Закатное небо казалось таким же разорванным брюхом, как её. Систина чувствовала стремительное приближение своих соратниц.
Систине было тоскливо, потому что её раны заживали слишком медленно, и она не могла подняться и пойти им навстречу.
А ещё ею будет недоволен хмурый Римуто, который в последние дни стал смотреть чуть мягче и чуть заинтересованней. Он – глава Организации и узнает о её позорном (едва ли) не провале. Она дала одному из Пробудившихся сбежать.
Систина выпустила силу йома – намного больше, чем выпускала всегда.
Это было так... хорошо.
Смешение боли и наслаждения. Как удары сердца под сводами рёбер, шумные и частые, биение самой жизни в оболочке плоти; как сплетение неведомых и непонятных сил, которые ненадолго сходятся вместе и стремятся стать чем-то единым.
Систина размазала кровь, грязь и слёзы по лицу и поднялась на ноги, опираясь на свой меч.
Соратницы – двоих из них она не знала, знакомое лицо оказалось только у Агаты Номера Шесть, - смотрели на неё как-то странно.
Систина прикоснулась ко лбу – и поняла, что у неё, кажется, появился ещё один шрам.

9.
Она всё чаще возвращалась в Организацию.
Даже как-то привыкла к яду в воде и в еде. К равнодушию Чёрных Людей и отчаянию маленьких клеймор. Видела, как отводят от неё взгляды взрослые воительницы.
Систина ни разу не увидела среди них леворукую Кассандру – хотя часто слышала о ней. Кассандра стала номером пятнадцать.
Систина за неё была рада – столь слабой клеймор действительно трудно долго выживать и даже продвигаться по служебной лестнице. Кассандра смогла.
Систина смотрела на новое поколение клейморов и думала, кто из них вскоре погибнет, а кто станет одним из Номеров первой десятки. Молоденькие девчонки испуганно ежатся, когда их деловито осматривают Чёрные. Торчат остренькие грудки, темнеют волосы между ног, влажно блестят глаза. Симпатичные девчонки. Худые, жилистые чересчур, но – симпатичные. Даже одинаковые шрамы на животах от паха до ключиц их не портят.
Плохо.
Чем красивее клеймор, тем больше шансов, что однажды кто-то из Чёрных зажмёт её в углу и будет елозить ладонями по телу, тиская груди и раздвигая ноги.
Систина чувствовала, как влажно пахло металлом и потрохами. Обычному человеку на такое и смотреть страшно.
Чёрные – они привыкшие. Не побрезгуют; да к тому же обычную проститутку в Организацию не протащишь, а большинство Чёрных годами не высовываются наружу, даже в соседний город.
Систина проходила мимо комнат новичков, слушая доносящиеся из-за толстых дверей всхлипы. Ощущая потоки в серебристо-звенящих аурах. С каждым разом в этом серебре оставалось всё меньше человеческого.
В ауре её самой уже давно было только серебро.
Систину это не расстраивало; Рубеля, который видел ауры как слабый клеймор, даже веселило.
Римуто ничего не чувствовал.

10.
Он трахал её на узкой - даром, что глава Организации, - койке. Систина обвивала ногами тощие бёдра Римуто, скрещенными руками упиралась в стену, чувствуя, как внутри неё движется член. Потолок был девственно-белым, как в насмешку над ней, взгляд у Римуто отсутствующий – будто он её не брал, мёртвой хваткой впиваясь пальцами в бёдра, - и было холодно. Не как на севере, совершенно по-особому, от промозглой сырости, холодно.
Совершенно особое чувство – когда тебя трахает на хрустящих от крахмала простынях сам грозный Римуто и холод продирает до самого сердца.
Систина облизывала губы и думала, что если она, йома подери, Оракул, как её все называют, то почему не может даже понять, что творится в голове Римуто и почему он её вообще трахает?
Уж главе-то Организации шлюху могли бы нанять.
Впрочем, не то чтобы ей не нравилось.
Просто... сыро было. И необычайно тоскливо.
Римуто кончал, не изменившись в лице, – только выдыхал хрипло и облизывал сухие губы.
Систина целовала его и гладила по бугрящемуся синими венами черепу.
Потом связывала на груди тесемки новой формы (сплошное издевательство, а не пробная форма), натягивала штаны и сапоги.
Когда она выходила из покоев Римуто - одно название, а не покои, - Чёрные, проходившие мимо, изображали нечто вроде поклона.
Чёрным не к лицу склонять голову перед клеймор.
Систина слышала шёпот за спиной.
Ей было всё равно – она слишком устала.

11.
Дождь лил как из ведра.
Падал с неба косыми струями, хлестал плетями воды по плеча и спине, заставлял волосы тяжелеть, и лишал всех ориентиров. За сплошной пеленой – не видно ничего за два шага.
Самое время для боя с Порождением Бездны.
Систина ощущает рядом огромную ауру – преемница Лихт Трёхрукой, Номер Один Анет Медная, пробудилась и стёрла с лица земли уже два города.
У Пробуждённой Анет была медно-рыжая чешуя, точь-в-точь её волосы до обращения в клеймор и совсем немного «после». От дождя чешуя лишь чуть-чуть потемнела.
У Анет было много-много зубов.
Ну вот какого южного хрена, думала Систина, прыгая по скользкой грязи и гладким камням, я всегда крайняя. Как меня это всё достало – и опыты эти, которые Даэ в лаборатории ставит, необходимость ненадёжных соратниц зачищать, и Римуто, который всё со своими бумагами возится, и этот проклятый третий глаз-шрам на лбу...
Она успела отрубить Анет хвост и лапу, когда Агата вогнала меч по самую рукоять в горло бывшей соратницы. Анет захрипела и замолотила оставшимися лапами по земле, а потом затихла.
Агата была вся в крови Пробужденной. Кровь стекала по её лицу, по плечам, по груди и по ногам.
- Кровавая, - сказала Систина и, развернувшись, пошла по грязи куда-то вниз.
У неё жутко болела голова.

12.
Римуто часами перебирал бумаги и что-то писал странным пером. Которое не надо было окунать в чернильницу. Он не обращал на неё никого внимания – до тех пор, пока настенные часы не начинали тихо отстукивать полночь. А до тех пор он работал.
Хмурый, усталый, весь в чёрном, как ворон. Чем-то похожий на змею – наверное, почти отсутствующими бровями и тонкими губами.
Систина лежала на жёсткой койке и ни о чём не думала.
Она не любила говорить, он не любил говорить.
В этом они друг друга понимали.
Систина щурилась на отблески заката, протянувшиеся по потолку. Казалось, это была кровь.
На плечи ей, казалось, давил какой-то груз.
Она была на пределе.
- Я скоро уйду, - сказала.
Римуто на неё даже не посмотрел.

13.
Даэ разнимал тело клеймор на части.
Сердце – в одну банку, печень – в другую, кишки – на прочистку и в свой отдельный сосуд.
Римуто смотрел на белое как мел лицо.
- Умерла, - сказал с вечным своим оскалом зубов в обожжённой щеке Даэ. – Поняла, что на пределе, а карту послала Пятнадцатой, Кассандре. Та не успела – и она сама себя зарубила.
Римуто пожал плечами – кажется, даже с раздражением.
- Что с препаратом? – спросил.
- Она чувствовала ауру лучше всех. Думаю, эксперимент прошёл удачно, хотя, конечно, в нём ещё много недоработок, - Даэ на него покосился почти с интересом. – И как ты её терпел?
- Всё во имя цели, - отрезал Римуто.
Даэ промолчал, скалясь половиной лица.

@темы: Агата, Кассандра, Рубель, Новогодний разврат, Римуто, Систина, R

---

Подарок № 3

[Дохлый Йома]

Название: Йома-революшн
Автор: Йома с шустрыми пальцами
Персонажи: некая "пробудившаяся", некие мертвые тела, вероятно, йома и клеймор
Рейтинг: PG за сиську и идею!
Примечание: подарок для всех бойцов и йома острова

смотреть

@темы: Пробужденные, Новогодний разврат, G

---

Подарок № 2

[Дохлый Йома]

Название: На север
Автор: Ушастый йома
Форма: мини (1 382 слова)
Персонажи: Исли, деревенские мужики, безымянные клеймор
Жанр: экшен, пре-канон
Рейтинг: PG-15

за что

за смертоубийство и расчленёнку
Ворнинги: может быть ООС

Непривычно было смотреть на мир с высоты в пять собственных ростов и при этом чётко ощущать твёрдую землю под ногами.
Боль, которая считанные мгновения назад составляла, казалось, всё его существо, исчезла внезапно, оставив после себя гулкую пустоту. Новое тело ощущалось как своё, но в то же время явно требовало некоего осознания. Впрочем, это не заняло много времени, тем более что опыт оценки новой обстановки у него за плечами имелся немалый, и нынешняя ситуация, как ни поразительно, не вызывала ни шока, ни страха, ни удивления. Он был необычайно спокоен, словно всё шло именно так, как и должно.
Габариты, скорость, сила, – новые сведения заняли положенное место в сознании. Старые навыки и знания оставались там, где им положено находиться, в любой миг готовые послушно и привычно «лечь в руку», словно знакомая рукоять верного меча. К слову о мече: сразу после превращения в правой руке он и правда держал меч, по форме похожий на клеймор, которым Исли пользовался в бытность свою воином Организации. Как выяснилось, оружие тоже было частью нового тела и могло меняться по первому желанию, даже опережая саму мысль об этом. Меч, копьё, топор, лук, просто изогнутые когти, – арсенал ограничивался лишь пределами его собственного воображения. Впрочем, Исли решил остановиться на нескольких вариантах, наиболее подходящих к привычному ему стилю боя.
В левой руке он держал щит. Хотя «держал» – не совсем подходящее слово. Этот щит вырастал прямо из запястья, заменяя кисть. Про себя Исли отметил, что это весьма удобно: не нужно беспокоиться, что в горячке боя противник выбьет щит из руки.
Закончив с освоением нового тела (и порадовавшись, что выбрал для «пробуждения» безлюдные холмы, где шум и грохот не привлекут ничьего внимания), Исли решил вернуться в человеческий облик. Возможно, помогло отсутствие малейших сомнений в том, что это ему удастся, потому превращение прошло гладко и быстро. Единственное, чего он не учёл, так это что одежда не выдержит подобных испытаний. В итоге он остался голый и босой посреди лесных просторов за многие километры от людского жилья. Признаться, этот досадный факт не особенно сильно его волновал. Его вообще теперь мало что волновало. Была цель, осталось лишь найти подходящий способ для её выполнения.

Одежду Исли раздобыл себе довольно быстро: обострённые чувства позволили ему заметить одинокого охотника, у которого удалось разжиться хорошими штанами и рубахой, да ещё и плащом в придачу (правда, их пришлось сперва отстирать от крови в ближайшем ручье, но это были уже мелочи). Одевшись, Исли добрался до проезжей дороги и зашагал в сторону ближайшей деревни, чтобы узнать, что творится в окрестностях, и продумать, как действовать дальше.

В трактире было людно и шумно, как в любой вечер трудового дня. Исли выбрал место в углу, откуда можно было окинуть взглядом практически весь зал, не привлекая при этом к себе нежелательного внимания. Воздух был наполнен гулом голосов, смехом и бранью, запахами дешёвого пива и пережаренного мяса. Впрочем, для новообретённых способностей Исли эта какофония не была помехой. Он быстро выделил в общем шуме несколько разговоров, которые могли оказаться полезными, и прислушался.
– Мне тут Ирм говорил, что через их деревню давеча клейморы проходили... Чего, Ирма не помнишь уже? На весенней ярмарке вместе кур продавали, а потом ещё за пиво халявное дрались. Во, тот самый, да. Так вот, дай договорить-то. Проходили, значит, клейморы через их деревню. Так-то дело нередкое, правда твоя. Да вот только в этот раз клейморы бабами были.
В ответ на удивлённые и недоверчивые возгласы говоривший раздражённо махнул рукой и отхлебнул из стоявшей перед ним кружки.
– Может, то просто мужики больно молодые да смазливые были? – предположил кто-то.
– Где это ты видал мужиков с сиськами, а?
– Да на трактирщика глянь – у него, небось, сиськи больше, чем у твоей жены!
Сидевшая за столом компания расхохоталась.
– Эх вы, пустомели, – мужик, который завёл разговор про клеймор, допил своё пиво и грохнул кружкой о стол. – Среди клейморов толстяков не бывает. Они ж дерутся каждый божий день, где уж тут толстеть. Короче, суть та, что появились теперь клейморы-бабы. А дальше уж что будет – того мне неведомо.
– А куда мужики-то подевались?
– И правда, я что-то давненько их не видел и не слышал о них ничего.
– Да и слава небесам! – воскликнул первый. – Нету клеймор – значит, йомы поблизости не шалят, можно спокойно жить.
– И то верно! – поддержал его другой мужик, поднимая свою кружку. – Чтоб они вообще нас за семь вёрст обходили!
Остальные присоединились к тосту, и разговор повернул в другое русло, которое Исли уже не интересовало.

«Значит, мужское поколение окончательно признали неудачным и повторять опыт не собираются. Даже интересно посмотреть, что у них получится с женским поколением. Неужели и правда сумеют добиться большей эффективности?»
Погружённый в свои мысли, он даже не сразу заметил приближающиеся ауры йома. Их было три, и они весьма умело скрывались, но Исли не даром столько времени носил титул первого Номера. Вне всякого сомнения, это были клеймор, и притом не из самых слабых. Они приближались с трёх сторон и явно намеревались напасть одновременно, лишая его возможности уйти без боя.
Да, они были сильны и умелы, но наверняка недостаточно опытны и уж точно не сталкивались раньше с противником такого уровня. Но надо отдать им должное, увидев вместо человека огромное чудовище, закованное в чуть поблескивающую чёрную броню, они растерялись лишь на какое-то мгновение и кинулись в атаку, почти не сбавляя скорости. Но отсутствие опыта сыграло свою роль – им и в голову не могло прийти, что такая громада способна двигаться со столь невероятной скоростью.
Первую воительницу он прямо в воздухе поймал на своё копьё, словно бабочку на иголку, и пригвоздил к стволу многовековой ели. Она забилась, пытаясь высвободиться, но Исли коротко и резко дёрнул копьём из стороны в сторону, и на землю шлёпнулось перерубленное пополам тело.
Одновременно же с этим он перехватил щитом прыжок её соратницы и, сбив на землю, обрушил на неё несколько ударов копытом, пока воительница не успела снова подняться.
Третья хотела было уйти в сторону, но Исли вновь оказался быстрее. Тугие «пряди» его хвоста оплели её крепче любых верёвок, заставив выронить меч и задохнуться от боли в сломанной руке.
Исли вернул правой кисти прежний облик и передал воительницу сам себе, чтобы было проще с ней разговаривать. Она смотрела на него со страхом, ненавистью и плохо скрываемым отвращением. Впрочем, вполне ожидаемая реакция.
– Так значит, вы и есть новое поколение?
Воительница вздрогнула – видимо, не ожидала, что он способен говорить. Лицо Исли было укрыто пластиной брони, на которой были видны лишь глаза. Рот же находился за ней, поэтому голос звучал немного приглушённо.
– Я ожидал большего, – Исли сокрушённо покачал головой, выражая своё разочарование.
– Есть и те, кто куда сильнее нас! – огрызнулась воительница.
– Так что же Организация не послала их?
– Если они сочли, что нас будет достаточно, то не нам оспаривать их решение, – клеймор гордо вскинула подбородок, глядя Исли прямо в глаза.
– Что ж, тогда возвращайся к ним и передай, что они просчитались. И передай также, что я не намерен воевать с Организацией и скоро покину эти земли. Пусть не трудятся высылать погоню.
– Думаешь, я поверю тебе, чудовище?!
– Верить или нет – дело твоё. Я в любом случае тебя отпущу. Но если всё ещё хочешь сражаться, я бы посоветовал тебе сперва повнимательнее взглянуть, во что превратились твои соратницы.
– Ты!..
– В таком состоянии ты не сможешь даже догнать меня, не то что победить. Восстановление займёт время, возвращение за подмогой – тоже. Я успею уйти при любом раскладе. Да и если ты решишь пойти за подмогой, тебе всё равно придётся объяснять, что произошло. Поэтому возвращайся в Организацию и передай им мои слова. По крайней мере, так ты останешься в живых.
Похоже, она наконец-то вняла голосу разума и кивнула. Исли опустился на одно колено и разжал руку, выпуская воительницу. Она тут же кинулась к своему мечу, что лежал чуть поодаль. Исли не стал дожидаться, пока она схватит оружие, и в несколько гигантских скачков преодолел расстояние до заблаговременно подготовленного тайника, где хранилась запасная смена одежды, плащ и кое-какие припасы (чтобы создавать более убедительный образ путешественника). Передаст та воительница его слова Организации или нет – в сущности, это не имело особого значения. Конечно, первый вариант был предпочтительнее в том плане, что лишним помехам в пути никто не будет рад, но и ко второму он, в принципе, был готов.
Вернувшись в человеческий облик и одевшись, Исли «прощупал» местность вокруг. Где-то в полудне пути впереди шёл торговый караван. Исли чуть улыбнулся. Его путь лежал на север, в укрытые снегом земли Альфонсо. Он знал, что нет нужды подавать какой-то знак или слать весточку. Те, кто нужен, сами явятся к нему, надо лишь запастись терпением.
К тому же теперь – и это он тоже знал – им будет намного проще найти общий язык.

@темы: Исли, Новогодний разврат, PG-13

---

Подарок № 1

[Дохлый Йома]

Название: О бедном актере замолвите слово
Автор: Йома-душой-весь-на-Севере
Персонажи: Кронос, куча жалких людишек, эпизодически Ларс
Категория: джен
Жанр: трагикомедия
Размер: мини (3399 слов)
Рейтинг: PG-13
Примечание: пре-канон
Краткое содержание: о том, как Кронос, Номер Четыре, дошел до жизни такой

В передвижном театре давали «Бессмертную историю любви благороднейшего из мужей Ромуальда и прекраснейшей из жен Розалинды».
История так себе, да и актеры не очень. Откуда в этой глуши приличные актеры? Но немногочисленные зрители внимательно и даже с интересом следили за перипетиями романа незадачливых влюбленных. И неважно, что Ромуальд – рябой и слегка прихрамывает, а Розалинда полновата и явно не целомудренна. Зато с чувством играли свои роли. Женщины вздыхали, смахивали набежавшие слезы с уголков глаз, предавались сладким мечтаниям о такой же неземной любви. Мужчины комментировали боевые подвиги героя и телесные прелести героини. Можно было не сомневаться, что уже после представления молодящаяся прелестница получит ворох недвусмысленных приглашений.
В отдалении от основной массы зрителей, опершись спиной о ствол раскидистого дуба, сидел мужчина, одетый просто и практично, с приятным лицом дамского угодника, но крепкий и, похоже, сильный. Поначалу на него оглядывались, но потом, увлеченные представлением, понемногу забыли.
Кроноса, бывшего Номер Четыре Организации, а ныне просто Пробудившегося, это вполне устраивало. Чем меньше привлекаешь внимания, тем лучше. Вот какой жизненный принцип он исповедовал в последние годы.
Сильнее любви к театру только любовь к кишкам. Правда, потроха – это для тела, а театр… театр – это, судари мои, для души.
– Не понимаю, что тебе в этом кривлянье? – за деревом обнаружился еще один мужчина, повадками и внимательным взглядом похожий на Кроноса.
– Дурак ты, Ларс. Не понимаешь прекрасного.
Не ответив, бывший Номер Шесть поднялся на ноги одним гибким движением и беззвучно исчез за деревьями.
А Кронос будто бы и не заметил его ухода, продолжая также неотрывно следить за сценой.
Правда, сейчас он видел совсем не то, что на ней игралось.

– Предатель! Негодяй! Изменник! – маленькая белокурая толстушка бесновалась перед ним, швыряла вещи, рвала в клочки своими хорошенькими зубками батистовые платочки, барабанила изящными ножками в шелковых туфельках по полу, а потом, заломив руки, осела на пол и громко разрыдалась. – О, и почему же я только полюбила тебя? За что же мне это наказание? Чем я так провинилась перед богом!
Она рыдала так покаянно и живо, что никто не мог остаться равнодушным. Брось Кронос хотя бы один взгляд на зрителей, и он заметил бы немало влажных глаз, а то и струящихся по щекам слез. Но сейчас… сейчас, когда он был на сцене, он был гадким мерзавцем, ловеласом и картежником, дуэлянтом и вором, сэром Джеймсом, а женщина перед ним была, как ни странно, его единственной любовью, только они оба еще этого не поняли.
И, конечно же, вокруг не было никаких зрителей.
Он протянул к ней руку несколько картинным жестом, проследив боковым взглядом в зеркале, красив ли его профиль, безукоризненны ли манжеты, сверкают ли драгоценности на лацканах сюртука.
– Душа моя…
– Не подходи ко мне! – прорыдала она сквозь ладони. – Не заговаривай со мной… я проклята… я проклята! – истошный вопль прервался глухим стуком, это сэр Джеймс, опасаясь, что вопли привлекут чье-то нежелательное внимание, ловко ударил женщину по голове, отправив ее в пучины беспамятства.
Вздохнул, парой легких прикосновений утер лоб надушенным платочком.
Зрители взорвались оглушительными аплодисментами.
Кронос заморгал, немного растерянный таким резким переходом из одной реальности в другую, но это замешательство длилось всего несколько секунд. В следующее мгновение он, подхватив ручку своей партнерши, раскланивался, расточая улыбки направо и налево.
Конечно, все это было спектаклем. Его сюртук был пошит из самого дешевого бархата, уже слегка потертого, а кружева рубашки просто пришиты к манжетам изнутри. Драгоценности, чей блеск исправно привлекал к себе внимание, всего лишь простые цветные стекляшки, а белокурая красавица под слоем грима была уже изрядно в годах.
Да и имя Кронос было сценическим псевдонимом. Согласитесь, затруднительно иметь амплуа героя-любовника, когда тебя зовут Джон.
В том же духе они отыграли и второе отделение, представив зрителям трогательную историю о том, как негодяй, подлец и мерзавец под влиянием благотворной любви к прекрасной даме преображается и становится добродетельным и благородным человеком. Правда, в конце его все равно казнили, но она, конечно же, сохранила прядь его волос и поклялась быть верной до конца своих дней. И потом отравилась.
Кронос большими жадными глотками пил холодный эль, наблюдая из-за кулис, как расходятся зрители. Многие, в особенности женщины, шли с заплаканными, но счастливыми лицами. Мужчины переговаривались между собой. В целом, они выглядели довольными. Актеров дважды вызывали на бис, а в шляпа для денег выглядела ощутимо тяжелой.
Кто-то размашисто хлопнул его по плечу. Громкий голос мастера Вальди, лидера труппы, прогромыхал над ухом:
– Хорош, собака!
– Врет, как дышит, – кокетливо добавила Апполинария, искренне мнящая себя примадонной. Сейчас, когда уже не нужно было притворяться, она больше не выглядела юной феей, а вполне зрелой женщиной пышных, но весьма аппетитных форм.
– А ты была диво как хороша, Поли! – пробасил Вальди, одобрительно похлопав приму по выдающемуся заду.
Женщина хихикнула и сделала попытку как бы отстраниться, ненароком прижавшись пышным бюстом к своему партнеру по сцене. Кронос одарил ее улыбкой, не делая, однако, никаких поползновений. Она, конечно, была баба что надо, но уж слишком с большими претензиями. Связываться не хотелось.
Так прошел день, и еще один, когда труппа не давала представлений. Вместо этого они репетировали, чинили инвентарь, подковывали лошадей, делали запасы еды и питья в преддверии следующего путешествия.
Кронос так и вовсе отправился в городок при замке, очаровывать девушек.

Никто не предполагал, что над труппой сгущаются тучи.
Гром грянул внезапно. Мастера Вальди призвали в замок, где благородный владетель вручил ему сценарий собственноручно написанной пьесы и пожелал, чтобы труппа исполнила ее перед весьма важными и благородными гостями на следующем празднике.
Все это хозяин рассказал актерам уже поздно вечером.
Кронос взял полистать сценарий. Ему светила главная роль, и очень хотелось знать, что за представление думает устроить высокородный автор. Он не был высокого мнения о талантах благородных. Имея часто неплохие способности, они никогда не делали ничего в полную силу, потому что не нуждались в еде, питье и доме, а только удовлетворяли свой не слишком взыскательный вкус.
Пьеса была… наивна. Прямой, как палка, сюжет о противостоянии добра и зла, на злобу дня вещал о борьбе человечества против ужасных драконов. Сам Кронос с драконами не сталкивался и для собственного спокойствия предпочитал верить на слово государственной пропаганде – целее будешь. Автор, видимо, тоже не сталкивался с драконами напрямую, а потому в пьесе против них шел Великий Герой Света. Добродетельный юноша с ясным взором и горящим сердцем, в одной руке сжимающий меч, в другой – флейту. Имея из брони только пластинчатый пояс и кованые наручи, он, бесстрашно и непримиримо, выступает против драконов. Он идет по бранному полю, усеянному трупами людей и чудовищ, и там, где он проходит, начинают подниматься из земли полевые цветы. Меч в его правой руке сверкает молнией, кромсая и разя врагов направо и налево. А волшебная флейта в левой сама по себе играет и той мелодией воскрешает павших соратников. Вот Герой приближается к самому главному дракону. Он стоит перед ним, маленький и смешной, но флейта продолжает играть, и Герой вырастает до тех же размеров, что и его противник, и, поудобнее перехватив меч, кидается в бой. Бой идет не на жизнь, а на смерть.
…кровь – красная и фиолетовая – смешивается на поле брани, и уже не разберешь где кто. Чудище кричит совсем по-человечьи, а из груди героя рвется совершенно драконовское рычание. И одинаково золотые глаза вдруг на мгновение встречаются взглядами…
Однако, финал… был интересным.

В назначенный день ничто не намекало на цепь трагических последствий, которые вызовет сегодняшнее выступление.
Несмотря на раннюю осень, погода выдалась солнечной и теплой, поэтому празднество было перенесено во двор. Там установили столы и лавки для гостей попроще, а также соорудили возвышение для лорда и самых важных приглашенных.
Труппе позволили расположиться в углу замкового двора. Ради представления их повозки были украшены флагами и гирляндами, а актеры нарядились в свои лучшие костюмы.
Естественно, хозяин праздника решил, что раз нанята труппа, то на других скоморохов тратиться не стоит, и потому еще до начала показа пьесы музыканты играли танцы, а Кронос и Апполинария на два голоса исполняли баллады.
Дело близилось к вечеру. Поздние гости, приглашенные именно к пьесе, еще прибывали. На передвижной сцене, собранно из нескольких повозок, готовили последние декорации. Кронос, уже облаченный в соответствии с ролью в простую белую рубаху и штаны поочередно вертел в руках то огромный бутафорский двуручник, то простенькую деревянную дудочку, настраиваясь на роль. Его противник – дракон – был огромной разрисованной шкурой, которую передвигали находящиеся внутри несколько скоморохов. Дракон получился длинный и гибкий и выглядел впечатляюще.
Первый акт начался, когда солнце стояло еще высоко над горизонтом, и в другом освещении не было нужды.
Сидя на камне посреди поля, молоденький пастушок наигрывал на дудочке простенькую мелодию. Порученное ему стадо разбрелось далеко и только несколько овечек были поблизости (овечки были нарисованы на досках и выглядели весьма мило). Пасторальная картина была прервана грозным звучанием барабана, и на сцене появился второй герой. Волосы его были черны как ночь, а на лице лежала печать страданий. То был Черный Принц, правитель этой земли, рожденный от противоестественной связи его матери с драконом. По взмаху его руки овцы пали, а те, что уцелели, с громким блеянием разбежались в стороны. Не побежал только пастушок. Вскочив на ноги, сжав в руках дудочку, он смело встал перед драконьим выкормышем на защиту родной земли.
Второе действие пришлось на закат. Небеса потемнели, слуги зажгли фонари. Красноватые отблески огня небесного и земного придавали сцене трагический колорит.
Страдающий герой был ввергнут в темницу за то, что посмел встать на пути у Принца. Руки его были скованы, верная дудочка сломана и лежала у его ног, но он бесстрашно произносил положенные героические речи (у Кроноса внутри все аж переворачивалось, и челюсть сводило от пафосных слов). Закончив, он запел подобающую случаю балладу. В другой части сцены был тронный зал. Черный Принц расхаживал по нему взад и вперед и клял своих придворных. Они стояли там же, в страхе перед ним, и то и дело кого-то из них хватали солдаты и тащили на плаху, где несчастный сей же миг прощался с жизнью. Но вот что-то случилось. Черный Принц резко остановился, схватился за грудь и со страшным хрипом упал на колени. «Крови… крови…» – в полнейшем безумии просил он, и придворные с визгом разбежались. Однако его руки вдруг удлинились и схватили их всех. Драконья сущность победила, и действие закончилось тем, что постепенно становящийся Драконом Черный Принц пожрал своих людей.
Третье действие началось уже ночью, при свете звезд и факелов на сцене развернулась апокалиптическая битва между Драконом и Героем. К юному пастуху в подземелье неожиданно пришел таинственный человек, весь в черном, и освободил его. Услышав, что наверху бесчинствует Дракон-Принц, он немедленно захотел ринуться в бой, но Черный Человек остановил его. Из-под мантии он достал три вещи и предложил Герою выбрать одну из них. Меч, который может перерубить драконью шкуру. Флейта, которая может заживить любые раны. И небольшая склянка с питьем, выпив которую, можно получить силу, чтобы сразить Дракона. Но юный пастушок не был идиотом. Меч, флейта и склянка по отдельности были бесполезны, и он, взяв меч, убил Черного и забрал склянку и флейту. Герой и Дракон сошлись в финальной схватке. Меч против когтей и зубов. Человек против чудовища. Свет против тьмы. Жизнь против смерти (мастер Вальди из-за кулис внушительным голосом читал авторский текст). Но Герой не мог одолеть Дракона. И тогда он выпил питье из таинственной склянки, и сила переполнила его. Крепко схватив меч, он с криком ринулся вперед и пригвоздил Дракона к скале. Тот издох. Но едва радость победы проникла в его разум, взметнулась драконья шкура, окутала победителя, и Герой сам стал чудовищем.
И только Черный человек, чудесным образом выживший, демонически хохотал над этой сценой.

Представление закончилось. Кронос вынырнул из-под муляжа дракона, поклонился. Другие актеры тоже склонись в поклоне, привычно ожидая аплодисментов. Ну или свиста и ругани. Однако, не было ни того, ни другого.
Во дворе стояла громкая, оглушительная тишина, сквозь которую просачивался страх.
Кронос осторожно поднял глаза и обмер. Все гости смотрели на возвышение, где пировали особые приглашенные, и там, рядом с хозяином приема, сидел Черный человек. Лорд был бледен. На широком лбу выступила испарина, но он даже не делал попытки утереться, до такой степени он был… был испуган.
Черный растянул губы в нехорошей улыбке, и от одного взгляда на него актеров пробрал холодный озноб. Он сделал знак, и личная стража лорда беспрекословно выдвинулась вперед.
– В тюрьму их.

В замковой тюрьме было холодно и сыро, и кормили здесь крайне скудно. Зато подобралась отличная компания: почти вся труппа и несколько местных, слуг и жителей города, которых замели неизвестно за что. Женщин, кстати, не было. Их всех, даже Апполинарию, еще в самом начале сразу забрали солдаты. Делать в тюрьме было нечего. Чтобы не свихнуться, актеры разыгрывали старые пьесы по памяти, одним только голосом. Женские роли брали по очереди, старательно делая тоненький голосок. И всем узникам становилось как-то легче дышать.
Слухи про тюрьму уже давно ходили странные и жуткие. Будто бы все, кого забрали раньше, даже за самое плевое нарушение (подал туфли лорду вперед штанов), не вернулись.
Время от времени узники травили байки разной степени приличности, однако с каждым днем их рассказы становились все мрачнее и мрачнее. Пока наконец однажды двери камер не открылись и солдаты не вывели их наружу.
Туда, где около зарешеченных повозок их ждал Черный Человек.
Там был и лорд, который так удачно избавился от ответственности за свое детище. По крайней мере, его тщательно скрываемую нервозность Кронос понял именно так: он, может быть, и не был асом в политических игрищах, но зато состоялся как первоклассный актер, а чем та же политика отличается от игры на сцене, совершенно не понимал. Лорд ощутимо нервничал, хотя ему как раз ничего и не грозило. Но под насмешливым и отчужденным взглядом Черного ему было явно не по себе. Пока узники проходили к повозкам и забирались внутрь, его трясло мелкой дрожью.
Решетки опустились, и Черный Человек повез свой живой груз неведомо куда.
А потом был порт где-то на западной окраине империи. Массивный корабль – та же тюрьма, только плавучая, и недели, месяцы беспросветно долгого пути куда-то.
Правда, здесь они как бы не были узниками. Кандалы с них сняли, ведь бежать все равно было некуда, а публика на нижней палубе подобралась не то чтобы хуже тюремной. Судьба свела Кроноса с длинноволосым блондинистыми красавчиком, чьи вежливые манеры и тихий голос резко контрастировали с его совершенно точно армейской выправкой. Бывалый военный как он есть, вероятно, даже офицер. Впрочем, этот Исли оказался вполне свойским парнем. Разумеется, он держал всех на расстоянии, но настолько незаметно, что практически все арестанты считали его «своим». Еще Кроносу запомнился огромный хмурый деревенский детина с выражением тупой злобы в маленьких глазках. Это звали Дафом, он периодически то впадал в почти неконтролируемое буйство, то в столь же неконтролируемую глухую тоску-печаль, забивался в темный угол и там что-то бормотал себе под нос. Четвертым в их маленькой компании был совсем еще зеленый пацан Ларс, его отчего-то Кроносу хотелось опекать, хотя эта малолетняя язва вполне могла постоять за себя сама. Были и другие, попавшие в лапы Черных, причем, подчас совершенно невероятными путями. Исли был добровольцем. Дафа арестовали как дезертира. Ларс – попался под горячую руку вербовщикам.
В середине второго месяца пути на горизонте показалась серая полоска суши. С каждый днем она становилась все больше и отчетливее, пока, на исходе месяца, они не причалили к острову – дикому и скучному. Как ни странно, он был населен, но местная «цивилизация» отстала от материка лет на сто, если не больше. Маленькие, разбросанные далеко друг от друга деревеньки, пара небольших городов, крупный город в центре острова, но не столица. И – странные монстры, охотящиеся на людей, как на скот.
– Йома населяют этот остров с незапамятных времен. Мы не знаем, откуда они взялись, – ответил Черный на вопросы новичков.
Кронос хмыкнул себе под нос. И тут, та же неумелая любительская ложь. Краем глаза заметил кривую улыбку на лице Исли.

Сложную цепь операций и испытаний Кронос запомнил слабо. Он плохо переносил боль и часто валялся в отключке. Придя в себя уже в конце, он с неприятным удивлением осознал, что стал обладателем вспоротого и небрежно зашитого пуза, из которого каким-то чудом не вываливались потроха, белых волос и совершенно серебряных глаз. А еще не хватало многих из тех, кто приплыл сюда на том корабле.
– Они просто не выдержали, – с вежливой улыбкой ответил Исли и развел руками. Даже после преображения он не потерял ни лоска, ни уверенности. За его спиной тенью маячил еще один, кого Кронос никогда не видел. Такой же среброглазый и беловолосый, с мрачной рожей. Исли пояснил: – Это Ригальдо, старый сослуживец.
Потом было присвоение номеров и Кронос, который раньше никогда не держал в руках настоящий меч, неожиданно оказался четвертым. И то только потому, что не видел смысла перебегать дорожку совершенно тупому Дафу.
После этого началась служба. Его распределили в южную часть острова, выделили участок, где он и бродил в поисках йома, сам себе напоминая неупокоенное привидение. Белый, чужой и пугающий всех, кому посчастливилось остаться простыми людьми.
Иногда, когда очередная миссия заносила его в относительно крупные города, выпадало попасть на выступления местных скоморохов (до звания актера эти убогие не дотягивали). Их игра была скучна, безэмоциональна и полностью предсказуема, но он все равно смотрел, обычно забравшись на ветвь дерева или крышу ближайшего дома, чтобы не пугать своим присутствием лицедеев. Потом, в очередном путешествии из одной глухой деревеньки в другую, забывшись, он неожиданно остановился и начал по памяти разыгрывать какую-то пьесу из репертуара мастера Вальди.
Однажды — сколько времени прошло с тех пор он не помнил и не считал — в один из таких дней из придорожного лесочка вышел знакомый парень. Присмотревшись, Кронос узнал Айдана, одного из своих бывших товарищей по труппе. Айдан был с ними на корабле и в лабораториях Организации, и даже пережил операцию, получив в конце концов номер где-то в третьем десятке, но они не общались. Первая десятка, а, в особенности первая пятерка, к которой принадлежал и Кронос, обычно не водилась с низшими номерами. Номер Пять, как и Номер Два, был крайне недоволен своим положением и явно копал под Четвертого. Номер Три был злобен и туп как пробка, да еще и имел дурную привычку не мыться. Голова Номера Два была забита только тем, как бы обойти Исли. А Номер Один, хоть и был самым вменяемым из них всех и к тем, кто ниже по положению, относился с вечной вежливостью и снисходительностью, редко участвовал в групповой охоте, чаще всего проводя время в землях Сутафа. Самому Кроносу было абсолютно наплевать на всех, кто не попадался ему на глаза. В общем, он заботился только о себе да еще о Ларсе; скорее по привычке, чем по необходимости – Номер Шесть не особо уступал ему в силе.
– Сколько лет, Кронос, – поприветствовал его Айдан.
Номер Четыре настороженно смотрел на него. Еще не осознал разумом, но отточенное чутье уже сигнализировало, что-то не так.
У Айдана снова были темные волосы и черные бездонные глаза, за которые его так любили зрительницы.
– Что с тобой стало, Айдан?
– Со мной? Да ничего! Я просто стал сильнее! Смотри! – тело бывшего воина задергалось, пошло рябью, откуда-то полезли щупальца, отростки, и вот уже перед Кроносом высится огромное чудовище. Он никогда не видел драконов, но почему-то сейчас подумал именно о них.
Чудище-Айдан наклонилось к нему. В золотых глазах клубилось безумие.
– Я НИКОГДА НЕ БЫЛ ТАКИМ ЖИВЫМ! СИЛА ПЕРЕПОЛНЯЕТ МЕНЯ. ТЫ ДАЖЕ ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ НЕ МОЖЕШЬ, КАК ПРЕКРАСНО СНОВА ЧУВСТВОВАТЬ ГОЛОД…
– Голод?
– ДА, – между огромных сине-стальных губ мелькнул гибкий заостренный язык. – НИКОГДА НЕ ДУМАЛ, ЧТО ЧЕЛОВЕЧЬИ ПОТРОХА ТАК ВКУСНЫ!
Кронос нахмурился, положил руку на рукоять клеймора. Чудовище-Айдан громогласно расхохотался.
– ТЕПЕРЬ Я ГОРАЗДО СИЛЬНЕЕ, ЧЕМ БЫЛ, НОМЕР ЧЕТЫРЕ!
Воин прищурился. Сила йома, которую источало чудовище, бушевала, словно ураган, и едва не сбивала с ног. Кронос привычно сосредоточился, потянувшись за той силой, что таилась в его собственном теле. Обычной доли точно не хватит.

Тихие шаги приближающегося Ларса выхватили его из воспоминаний. Шестой подошел и молча встал рядом. От него пахло кровью и смертью.
Актеры на импровизированной сцене-повозке уже раскланивались перед своими немногочисленными зрителями, те хлопали, в шляпу летели мелкие монетки. Не густой навар у них был.
Кронос поднялся на ноги и прогулочным шагом, держа руки в карманах, направился к людям. Он особо не скрывался, ведя себя как обычный человек, его заметили только тогда, когда он подошел уже вплотную. Ловя на себе настороженные взгляды еды, подошел к повозке. Актеры боязливо улыбались. Не в силах больше сдерживаться, он активировал силу, и его глаза пожелтели. На лицах актеров проступил страх, а с ним и безумная надежда на то, что пугающий господин отпустит их с миром.
Пробужденный улыбнулся.
– Сколько живу, а вы так и не меняетесь. Играете столь же паршиво.
Хозяин труппы мелко-мелко затрясся, заблеял что-то вроде «благородный господин, мы так благода…», но не закончил, потому что гибкие щупальца точно и аккуратно пробили грудь и ему, и прочим актерам, а потом так же нежно покончили с ничего не успевшими понять зрителями.
Ларс вышел из лесочка, остановился в отдалении, глядя, как Кронос рассаживает и ставит мертвецов в разнообразные позы.

Кронос накрасил им лица их собственной кровью, повесил на шеи кишки вместо украшений. Закончил, критически оглядел композицию, поправил некоторых, а потом запрыгнул на сцену и по всем канонам склонился в изящном поклоне.
– Бродячий цирк дядюшки Кроноса приветствует вас. Сегодня мы представим вашему вниманию героическую пьесу на злобу дня – «Герой и Дракон». Пожалуйста, наслаждайтесь нашим представлением.

@темы: Ларс, Кронос, Новогодний разврат, PG-13

---

Сикрет Йома: подведение итогов подготовки к мероприятию.

[Дохлый Йома]

Дорогие наши могучие воины, коварные Черные человеки, прекрасные "пробудившиеся" и прочие сочувствующие. Короче, чуваки. С наступившим Новым годом вас! И с надвигающимся Рождеством.

Народное собрание мёртвеньких йома Острова напоминает, что с завтрашнего дня в сообществе будет происходить выкладка подарков. Посему тем секретным йома, кто еще не, надо свои подарки прислать.
Еще раз, драгоценные: с праздниками вас )

ранее

Итак, дорогие бойцы, распушите тентакли и возликуйте: заявки приняты, распределены и разосланы тем, кто, по разумению Йомыча, будет их исполнять.

В комментариях к этой записи очень желательно взмахнуть клешней контрольный раз: получили? нет? Не надо говорить, что было в заявке. Просто махните клешней. Во всем вопросам - в умыл Йоме.

Народное собрание йома Острова постановило проводить выкладку 7 января 2014, соответственно, дедлайн по работам - 6 января 2014. В течение этого дня вам нужно прислать ваше исполнение на у-мыл Дохлого Йома. Выкладывать самостоятельно работы нельзя - в конце концов, это Сикрет Санта, прикол еще и в том, чтобы поугадывать, кто выполнял задание.

Если у вас возникнут трудности, проще говоря, если вы поймете, что сливаетесь, сообщите, пожалуйста, об этом админам заранее - ну, в смысле, дня за три хотя бы. А то трудно быть связным без передатчика. Никто вас за это ругать и порицать не будет.

Удачи в труде, еде и обороне!

запись создана: 02.12.2013 в 15:39

@темы: Организационное, Новогодний разврат

---

Все спешат, все ползут (с)

[Китахара]

AПД. от Дохлый Йома:

Дорогие бойцы, клеймор вам в кудрявые тентакли!

Не забываем, что Дохлый Йома - не Рафтелла, телепатией не отягощен, поэтому если вы не пришлёте Дохлому Йоме ваши заявки, он их не соберёт, не распределит, и, соответственно, никто не узнает, где могилка этих заявок.
Поэтому присылайте их Йомычу на умыл, Йомыч очень голодный.

АПД. недельной давности: Все, кто выразил желание принять участие, могут начинать присылать заявки ("Дорогой Йомыч не очень живой! На Новый Год я хочу...") на у-мыл Йомычу.

неактуально

Все, кто еще сомневаются, но следят за постом, могут присоединиться до конца недели.

И еще у нас вопрос по срокам:



Дорогой нанофэндом, если тут еще есть недоеденные живые!

Оргкомитет в лице двух давно знакомых вам рож любит вас и бла-бла-бла, но давайте сразу к делу.

Есть желающие и в этом году поиграть в Сикрет Санту Йому к Новому Году?

Правила такие же, как в прошлом: если наберется достаточно желающих, мы создадим офпост, в комментариях к которому можно будет сказать, что вы умеете и готовы делать для общественности. В у-мыл Дохлому Йоме нужно будет прислать, соответственно, свою заявку (что вы _хотите_ получить на Н.Г.), можно с вариациями, потому что нас мало, надо как-то выкручиваться.

Там же мы совместно установим сроки проведения мероприятия.

Итак?

запись создана: 15.11.2013 в 13:31

Вопрос: Сроки проведения праздничного Йома-пати

1. дедлайн 24 декабря, выкладка 25-го		3	(18.75%)
2. дедлайн 6 января, выкладка 7-го		13	(81.25%)
3. свой вариант (в комменты)		0	(0%)
Всего:		16

@темы: Организационное, Новогодний разврат